Пора в отпуск

Я присел на спинку скамейки рядом с ними. И остался. Потом подошли Светка с Алесей, Толик, Малой. А за ними и остальная компашка. Посидели, поболтали.

На следующий вечер я опять пошёл. Бабушка заволновалась:

– Что-то от тебя сигаретами пахнет. Ты не куришь?

– Да ты чего, баб? Я в лифте ехал, там какой-то мужик накурил. Вот запах и впитался.

Какой лифт, у нас же первый этаж! Но бабушка поверила. Или сделала вид, что поверила.

Через неделю я был на скамейке уже своим. Знал все приколы, историю отношений. Компания расступилась, чтобы принять меня в свои ряды. И сомкнулась снова. А длинные волосы, черные майки и «Металлика» остались где-то снаружи.

Интернета тогда особо не было, поэтому мы собирались на скамейках, а когда становилось холодно – в подъездах между вторым и третьим этажом (между первым и вторым был люк мусоропровода – воняло, да и жильцы с ведрами помоев могли нагрянуть). Сидели, пили пиво или недорогое плодово-ягодное вино, а если удавалось достать, то и чего покрепче. Неумело тискали девчонок.

Будущее виделось простым и безоблачным. После школы на выбор два училища. Если повезёт, то 89-е, от нефтехимического завода. Если не повезёт, 28-е от строителей. Были сумасшедшие вроде меня, которые планировали попасть в другие учебки, в Военную академию, к примеру, но это скорее исключение. Училища – кузница кадров нашего города.

Отцы моих приятелей тоже заканчивали одно из училищ и трудились в той или иной сфере. «Заколачивали» неплохие деньги и другого будущего своим потомкам не желали. Лет двадцать назад они были такими же гопниками, только с уклоном в комсомол и марксизм-ленинизм. Поэтому не видели ничего плохого в наших посиделках. Ещё и денег на сигареты подкидывали.

И их отцы, наверное, тоже так сидели. Хотя нет. Их отцы строили этот город, завод и подъезды. И детей плодили, чтоб было кому в этих подъездах сидеть.

Подъезд – отдельная тема. Это крыша над головой, теплая батарея. Это сухо, когда на улице дождь или снег. Это место, в котором нельзя плеваться под ноги, сорить семечками, потому что если жильцы разозлятся, то выгонят нафиг и ищи тогда новое пристанище.

Ещё он должен располагаться близко от места жительства каждого участника компании. И путь к нему не должен проходить через территории враждебных групп. Целая наука. Подъезд искали долго. Оседали в нем крепко. Притаскивали какую-то сломанную мебель, даже коврики. Меняли место неохотно. Только в экстренных случаях.

Бесились как-то в этом самом подъезде. Подростки, энергии много, девать некуда, ещё и пиво ударило по мозгам неокрепшим. Толика обуяла страсть, и он носился за Светкой с недвусмысленными намерениями. Светка с визгом и хохотом убегала. Носились минут пять, наступая всем на ноги и толкаясь. Толик, неуклюжий идиот, повернулся как-то не так, взмахнул рукой, пытаясь ухватить Светку за высветленные космы, и выбил локтем стекло. Ну вот где мозг у человека? Мы потом в этот обжитый подъезд месяц не показывались. А там так удобно было: большая батарея у стены, можно и посидеть, и пятую точку погреть, если за окном холодрыга.

Скитались из-за Толика и Светки по углам чужим, по серым подворотням да неуютным подвалам. Потом набрались храбрости и пришли «домой». От стекла даже осколков не осталось. В дыру ветер задувает, подоконник весь мокрый.

– Видишь, что ты натворил, – ворчит на Толика Игорь. – Башкой бы тебя в это окно.

Только уселись, пиво открыли, открывается дверь на втором этаже. Выскакивает мужик и хвать Лёшку за шиворот. Остальные врассыпную.

Мужик спрашивает:

– Вы стекло выбили?

– Что вы, дяденька! – Лешка включает жалобный режим. – Это не мы! Нас тут вообще не было.

– Да как же не было, вы тут раньше каждый вечер заседали, а как стекло полетело, так вас и след простыл!

Потрепал Лёшку для виду, потом вытащил из коридора лист фанеры и заставил вставлять вместо стекла. Мы в этот подъезд больше не совались. А Лёшка дождался вечера и собственноручно прибитую фанеру выломал. Раскрошил на мелкие куски. Просто так, из анархических побуждений.

Мы были гопниками. Не совсем классическими, потому что привычного «гоп-стопа» с вечными вопросами: «мелочь есть? А если найду?» не практиковали. Лёшка с Толиком практиковали, но только когда на пиво не хватало, и в отрыве от общего коллектива. А чтоб массово, да постоянно – нет, это не к нам.

В остальном образы были идеальными. Короткие стрижки, в кассетнике – попса вперемежку с блатняком. Пиво, ленивые разговоры ни о чём. Летом и весной – «квадрат» во дворе, зимой – карты. Песни вполголоса. Но это так, после третьей бутылки пива.

Лешка выучил три аккорда и изгалялся на раздолбанной, не знавшей настройки гитаре.

– Витька любит сало, дайте ему сало…

Гениальная песня собственного сочинения. Всего две строки, но сколько души. Я потом по радио слушал хиты, так в них иногда было меньше смысла. И главное, можно подобрать под любого слушателя.

– Пашка любит сало, дайте ему сало, – это он лично мне спел. Душевно.