Пора веселой осени

Столкнувшись с ее друзьями, он быстро понял, что у него нет именно той самой эрудиции, которую они так высоко ценили, и мучительно — до озноба в спине, до дрожания рук — боялся уронить себя в глазах жены. Тогда же он заказал на мебельной фабрике книжные шкафы — полированные, с раздвижными стеклами вместо дверок. Поставленные два в ряд, они заняли всю стену. А вскоре Андрей Данилович неожиданно для домашних поступил учиться в педагогический институт на заочное отделение исторического факультета. Пошел он туда по той простой причине, что в армии проводил с солдатами политзанятия и считал, что ему легче сдать экзамены именно на этот факультет, а не на остальные. Да и неважным казалось, куда идти, лишь бы учиться, побольше узнать книжной мудрости. Но знакомым объяснял:

— Люблю историю. Да и хозяйственнику трудно обойтись в наше время без знаний истории и педагогики.

Туманный этот ответ озадачивал, и Андрей Данилович прослыл человеком с чудинкой.

Память у него была свежей, он хорошо запоминал прочитанное, и учеба проходила между делом, как отдых, но все равно к четвертому курсу институт ему до тошноты надоел, и он так его и не закончил. Зато появилась привычка к чтению, он не упускал случая пополнить библиотеку, и шкафы стояли забитые до отказа. Попадались книги и редких изданий. Одну из таких он случайно достал в заводском дворце культуры. Пришел туда по делам, а библиотеку — очень тесную, неудобную — как раз освобождали от старых книг. Пожилая женщина с длинным списком в руках продвигалась боком в узком проходе вдоль запыленных полок и сбрасывала на пол не пользовавшиеся спросом издания, а ее помощница сносила их в угол, в общую груду. Андрей Данилович нарушил груду носком ботинка и тогда открылась толстая книга в твердом светлом переплете, с заголовком, набранным древним шрифтом: «Архитектура в памятниках западного средневековья». Он выпросил ее и унес, а дома с удивлением прочел на обложке иное название: «Агрикультура в памятниках западного средневековья». Жена, смеясь, пересказывала потом случай этот как анекдот. Андрей Данилович и сам над собой посмеивался, но вечером, включив у изголовья торшер, прилег на тахту с книгой, решив ее просмотреть, пролистал предисловие, дошел до «Начал» Исидора Севильского, прочел: «Как учит Варрон, четверояким может быть поле. Потому что либо бывает оно нивой, то есть, посевным участком, либо участком насаждений, пригодным для деревьев, либо пастбищем, свободным для травы и скота, либо цветущим садом, годным для пчел и цветов», — и вдруг со стеснившим горло странным ощущением большой утраты живо припомнил поляну в березовой роще за дальней колхозной поскотиной и себя в жаркий день на этой поляне. Березы от солнца ослепительно белые, только чуть тронутые по стволам чернью, воздух раскален и тягуч, все вокруг сомлело от жары, все словно спит, но над самой землей стрекочут кузнечики, в траве стоит звон, а с цветка на цветок, неторопливо примериваясь, грузно клоня стебли, перелетает большая мохнатая пчела с мучными крапинками пыльцы на пестрой шерстке. Он осторожно тронул дальше страницы книги, серые, слегка пожелтевшие по краям, точно прихваченные пламенем, и от знакомых названий грудь обдало теплом. Борона, лемех, серпы, мотыги, новь, выгон, ярмо, дышло, мякина — все было привычным с детства, близким сердцу. А то, как об этом говорилось в книге, трогало до умиления. Он не смог спокойно лежать, сел на тахте, взъерошил волосы и позвал жену:

— Вот послушай-ка, Алла, послушай, как любопытно: «Сошник называется так потому, что силою землю взрывает или оттого, что он извергает землю». И дальше, дальше! Это из Лукреция взято: «…Загнутый железный сошник плуга тайно стачивается в ниве и через ущерб приемлет блеск». Каково, а? «Через ущерб приемлет блеск». А знаешь, откуда название борозды произошло? От солнца… Борозда называется «от солнца», потому что пахота ухватывает солнце.

— Да, да… Интересно, — жена занималась и не сразу сообразила, о чем он говорит, а сообразив, удивилась. — Неясно что-то. Как это понять, борозда… и солнце?

— Здесь толкуется латинское происхождение слова. У нас борозда или борозна происходит от старых — «бразда», «бразна». Всякая резь желобом, как сказано в словаре Даля. А тут латинское: «сулкус» от «соль» — солнца. Поле во время пахоты рассекается, открывается, и лучи проникают глубже. Вот и выходит, что пахота как бы ухватывает солнце.

Думая о своем, она протянула:

— А-а… Раз так — то ясно.

Андрей Данилович затих и полистал дальше страницы. Сидел, прижимая к зардевшимся щекам ладони, читал положенную на колени книгу и вдруг тихо, с восхищением простонал: