Пора выбирать

– Ты что ли накажешь? – усмехнулся Захар и на всякий случай вытащил из кармана перцовый баллончик, предупреждая. Это немного остудило пыл смутьяна. Гордеев сделал два шага к лестнице, которая уводила наверх. Хотя неизвестные заблокировали им выход, но это направление для отхода оставалось открытым.

Тут вмешался Герман, которому всё надоело. Он попытался честно объяснить оппоненту ситуацию (раз тот якобы радел за правду и требовал откровенности), что они с Захаром распространяют агитационные газеты, но сразу признаваться не хотели, так как, во-первых, к Февральному в обществе относятся неоднозначно, во-вторых, по закону эту агитку раздавать уже нельзя, и ребята стараются не палиться. Герман даже расстегнул рюкзак Захара и продемонстрировал мужику пачку газет.

– Виталь, ладно, отстань от них, похоже, ребята правда газеты разносят, – попытался утихомирить смутьяна его кореш, который казался поадекватнее и менее выпившим.

– Да ты что, не понимаешь, они специально, типа прикрытие, – не соглашался «Виталя».

– Специально столько напечатать? Это уже паранойя.

– Короче, раз я с вами по-хорошему, – обратился первый к Захару и Герману, – а вы не хотите честно всё рассказать, я сейчас звоню людям, они подъедут и будут говорить по-другому. А дверь подъезда мы запрём до тех пор, пока они не приедут. Понятно?

Захар всё понял. Мужику важна не честность, не разобраться по справедливости – ему просто нужно было к чему-то прицепиться. А закладка это, внешний вид, или газета с Февральным – не играет роли. Если Герман действительно мог смахивать на наркомана – тощий, бледный, чуть неряшливый, то уж Захара, который даже алкоголь пил несколько раз в жизни, и сигареты никогда не брал в рот, за «торчка» точно принять было невозможно. Захар давно изучил такой типаж образчиков, как этот мужик – они понимают только язык грубой физической силы, и с ними нужно либо не пересекаться, либо с самого начала общаться на данном языке, а пытаться поговорить по-человечески – пустая трата времени.

– Ладно, пойдём, – сказал Захар Герману, и, не теряя больше ни секунды, направился по лестнице наверх. Поднимались они с Германом очень быстро, и мужики сразу не бросились им вдогонку. До того, как приедут «братки» (если вообще приедут), у них должна быть некоторая фора, чтобы подготовиться к обороне.

Они пришли на площадку девятого этажа. Здесь никого не было. Пустое квадратное пространство. Лестница очень узкая, и держать оборону сверху будет удобно. Хотя бы зарядить ногой в голову одному, а другому прыснуть в глаза из баллончика Захар успеет. Предположительно, уроненный ногой повалится назад, на своих товарищей, а концентрация слезоточивого газа в проходе на определённый период заблокирует доступ на верхнюю площадку.

– Так, – отдал Захар распоряжение Герману, – звони Тучину. Пускай дует к нам на подмогу. Удара с тыла отморозки не ждут. А если дверь в подъезд будет закрыта, пусть вызывает ментов. Чёрт с ними, с газетами, жизнь дороже.

– Точно, – сказал Герман, – а какой номер у Тучина?

Захар, правой рукой держа баллончик, левой вытащил телефон (батарейка была уже на грани) и продиктовал номер из записной книжки.

– Конечно, сейчас же выезжаю, – ответил Юрий. – А в каком вы доме?

– Чёрт, я забыл номер дома! – спохватился Герман. – А когда заходили, в темноте не посмотрел. До этого помнил, но забыл. – И он начал по косвенным признакам, замысловато объяснять Юрию, что за дом и как к нему проехать.

– Вызови лифт, – сказал Захар, когда они закончили разговор, и Тучин пообещал, что скоро будет.

Герман нажал круглую кнопку вызова лифта, который по счастливой случайности в данном подъезде ходил. Кабина стала подниматься с первого этажа. Захар готовился, что из неё может кто-то выскочить, но лифт пришёл пустым.

На лестнице снизу сначала были слышны шаги, потом затихли. Где-то на середине подъёма периодически раздавались голоса двух или трёх человек. Когда так прошло минут пять, Захар сказал:

– Спускаемся на лифте. – Они с Германом вошли в кабину, и Гордеев нажал кнопку первого этажа.

Захар перехватил баллончик, чтобы, если дверь откроется, и за ней окажется тот мужик, сразу брызнуть ему в лицо. Но за те секунды, пока лифт спускался, неумолимо приближаясь к нижней площадке, Захар обескураживающе понял, что психологически просто не готов нажать на кнопку и применить «перцовку» в действии. Вот в этом всё и дело. Что не очень далёкие люди готовы без колебаний обрушить дубинку, нажать на курок, сломать жизнь другому человеку, а люди мыслящие колеблются, потому что осознают ответственность за свои поступки. Отсюда и идут многие беды в России. (С другой стороны, если мыслящие люди перестанут колебаться – останутся ли они в таком случае мыслящими?..)