Пора выбирать

– Вот, распространяли экстремистские материалы, – Сеня кинул на стол пачку листовок, – здесь и схема распространения есть, – следом бросил синюю папку, в которой лежала карта с пометками Захара.

Сеня всё никак не мог угомониться, и на этот раз принялся цепляться к Захару, начав приставать к нему с вопросами, а есть ли у него девушка, и подобными. А может, он вообще того, педик. Захар отвечал уклончиво и беззлобно, в духе, что есть одна девушка, которая ему нравится. Всё равно реагировать на провокации на территории, где агрессор – царь и бог, себе дороже. Ох Захар бы ему ответил на подобные предъявы, сойдись они на равных!.. «Ну-ну, – подумал он. – Выёживайся, пока дают. Всё равно без своей ксивы и формы ты никто, и где-нибудь в тёмной подворотне тебя бы раскатали в блин за такую манеру общения».

Мужчина в очках на «обезьяньи выходки» не обращал внимания, не поддерживал и не пресекал, видимо, уже привык. Он внимательно осматривал вещи Захара и Германа и что-то записывал. Когда Сеня ушёл, то ли потому, что надоело изгаляться, то ли потому, что его окликнули – второй полицейский, успокаивавший первого, высказался:

– Вот я тоже не понимаю, зачем вам всё это нужно. Ладно бы за деньги это делали, так нет же… говорите, за Державу обидно?

– Думаете, Февральный придёт к власти, и что-то изменит? – бесцветным голосом спросил мужчина в очках. – Мне вот кажется, что в этой стране никогда ничего не поменяется.

Герман, решив, видимо, что терять уже нечего, затеял с мужчиной в очках пространную дискуссию о политике. Коснулись даже Грудинина. Захару всё это надоело и он просто хотел спать. Он скользил взглядом по стенам кабинета, мрачного и вызывающего меланхолию одним своим видом. Выслушав аргументы Германа, грустный мужчина, на удивление, покачал головой:

– Хорошо, я согласен, что внутреннюю политику надо менять. – И добавил: – Но я всё равно не понимаю Феврального, который вывел 14-летних подростков, практически детей, под дубинки омоновцев на митингах…

«Интересно, значит омоновцев, которые эти дубинки обрушивали на головы детей, он понимает», – устало подумал Захар и зевнул.

Потом их препроводили в другой кабинет, там сидел ещё один сотрудник, в точно таком же затёртом свитере, как и у молодого эшника с камерой. Как будто бы этот свитер у них был вроде второй униформы.

– Ну что, рассказывайте, – сотрудник потёр ладони. – Всё, как было, с самого начала. Как вы знаете, раскаяние облегчает вину, так что в ваших же интересах…

– Я отказываюсь от дачи показаний в соответствии со статьёй пятьдесят первой Конституции⁴, – отчеканил Захар.

– Блин, ребят, вы что, киношек насмотрелись? – удивился мент. – Сколько здесь работаю, в первый раз такое.

Дальше он стал умасливать Германа, чтобы тот во всём сознался, мол, это будет засчитано, как смягчающее обстоятельство. Видя, что Герман вот-вот поддастся на уговоры, Захар с силой пнул его ногой под столом.

– Эй, Герман, ты чего? Тебя что, в штабе не проинструктировали? Все наши берут пятьдесят первую статью, это элементарное правило!

– Думаешь? – с сомнением спросил Герман. – Вроде, полицейский всё убедительно говорит.

– Блин, парни, давайте определяйтесь быстрее, а то я уже устал с вами сидеть, – сказал «свитер». – Вы по сути ни в чём не виноваты, а ломаетесь так, как будто двойную мокруху совершили.

Захар быстро набрал номер Полины Каленской, штабного юриста, и дал трубку Герману. Полина вставила Герману таких люлей, что он не только взял «пятьдесят первую», но и стал просить выдать ему копию протокола о задержании.

– Ну вы даёте, – приговаривал полицейский, пока Захар старательно выводил своей рукой на протоколе «в соответствии со ст.51 Конституции РФ давать показания отказываюсь». – Я педофилов и убийц ловлю, а меня тут с вами целый час заставляют ерундой страдать… Вот же, блин, Серёга, вечно под конец дежурства какую-нибудь свинью подложит. – «Серёгой», видимо, звали старшего из патрульных, что задержали волонтёров.

Потом он отвёл их в другую комнату, в которой стоял гибрид принтера и ксерокса, и стал отснимать паспорт Захара и распечатывать копии.

– Листовки хочу напечатать, потом пойду разбрасывать по почтовым ящикам, – схохмил «свитер». Захар улыбнулся краешком губ.

Потом, вернув Захару с Германом рюкзак и все остальные вещи, кроме листовок, сотрудник наконец сказал, что ребята могут быть свободны, и выразил надежду, что те здесь больше никогда не окажутся. Волонтёры покинули отдел часов в пять утра, и если бы действие происходило в деревне, можно было бы сказать, что как раз начали кукарекать первые петухи.

Герман решил пройтись вместе с Захаром до бабушкиного дома, но на выходе из подземного перехода они столкнулись с группой парней, сильно перебравших, шедших явно с какой-то тусовки. Один, самый развязный, запнулся и по инерции подался в сторону Захара, тот рефлекторно отскочил.

– Оп-па, оп-па, чё такое? – вопросил парень, когда сфокусировал взгляд на Захаре.