Пора забот

По реке, стоя на четырех связанных бревнышках, с длинным гребным веслом, не плыл, а мчался небольшой человек с черной бородой, в домотканой поддевке и островерхой мерлушковой шапке. Он снял шапку в знак приветствия.

— Какая смелость!.. — говорю я себе и кричу что есть силы: — Правее держи!.. Ра-зобье-от!.. — и показываю рукой вперед. Там, над подводными камнями, кипят белые буруны.

Человек быстро схватился за гребь, но было уже поздно. Салик ударило о подводный камень, все бревешки вдруг разлетелись, и на короткое время человек исчез в волнах.

Я кинулся к месту катастрофы, и когда подбежал, человек уже выбрался на берег и отжимал из одежды воду.

— Зазевался маленько… — сказал он, будто оправдываясь передо мной, но в лице его не было ни пережитого страха, ни растерянности. — Топор вот потонул, жалко. Но люди есть — значит дело поправимое…

С его шапки, бороды и одежды еще струилась вода. Я пригласил его обсушиться, и мы пошли.

Это был житель верховьев Томи: его заимка стоит где-то у подножья горы Тигер-Тизы (что значит — Небесный Зуб), далеко видной своей белой острой вершиной.

Ему нужно съездить в город Кузнецк. Но как ехать? Можно на лошадях пройти тайгу, пройти степи Хакасии, до Абакана, потом по железной дороге… Это ему показалось «хлопотно», он сделал салик и поплыл.

— Тут и пути-то всего два дня, — говорит путешественник, — а к железной дороге мы не привычны…

— Однако, — говорю я, — купаться тоже невесело…

— Ничего… бывает… — ответил он и вошел в двери первой рабочей избушки.

..Ночью я долго не спал, все думал о своем салике и утром встал, когда солнце уже сияло над горами. Я взял полотенце и пошел к реке, чтобы умыться холодной водой. Смотрю, а вчерашний путешественник снова катит по реке. Пока я спал, он успел соорудить себе новый салик, спустил на воду и поплыл. Поравнявшись со мной, он снял шапку:

— До свиданья!..

— Счастливого пути, друг! — кричу я ему и с сожалением смотрю на удаляющийся салик.

Вернувшись в дом, я говорю Петровне:

— Пожалуй, я себе тоже салик сделаю — и в путь…

— На эдаком-то сорочьем гнезде? Что вам, жизнь надоела?

— А ведь он вот поплыл. Вчера тонул, а сегодня снова не побоялся отправиться в путь…

— Таким-то ничего не делается, а вы поплывете, да с непривычки… — она не договаривает. — Много ждали, а теперь уже скоро…

Отъезд

Три дня спустя, как отплыл на салике незнакомый таежник, к большой моей радости, у плотбища причалила лодка. Тут были и приискатели и жители глухих заимок, ехавшие в город по разным хозяйственным надобностям.

Был полдень. Все лесорубы отдыхали после обеда и вышли на берег — такие гости здесь не часто бывают, к тому же среди прибывших оказались и знакомые. Люди уселись на бревнах, и кисет с табаком загулял по рукам.

Борис Павлович подвел меня к лоцману.

— Здравствуй, Андрей Иванович!..

Низкорослый широкоплечий лоцман, в клетчатой рубахе и побелевшей выцветшей кепке, обхватил Бориса Павловича, словно собирался бороться с ним. Оба они были жителями старого Кузнецка и дружили со школьных лет. Посыпались вопросы. Борис Павлович жаловался на плотовщиков — плоты давно угнали и все не возвращаются.

— Лесу наготовили много, вода на хорошем уровне, а их нет…

А я стоял, смотрел на лодку, на людей, сидевших на бревнах, и думал, что радость моя может быть преждевременной. Мне почему-то казалось, что лодка не в состоянии принять еще одного человека.

Наконец Борис Павлович вырвался из цепких рук друга:

— У меня к тебе просьба, Андрюша. Возьми, пожалуйста, с собой человека. Приехал посмотреть, как мы живем и работаем, а уехать от нас, сам знаешь, не так легко…

Лоцман пожал мне руку.

— Отчего же не взять… Там, где помещается шестеро, седьмому место найдется… Собирайтесь… — сказал он мне.

Я побежал на квартиру, быстро собрал вещи, поблагодарил Петровну за гостеприимство, и когда подходил к лодке, услышал обрывок беседы:

— Три дня перепадали дожди, все речонки, должно, вспухли, — говорил Борис Павлович. — А Казыр, поди, черт знает что делает…

— Ничего, — спокойно отозвался лоцман, — не первый раз… Пройдем…

О реке Казыр и ее буйной силе я достаточно наслушался всяких страхов на плотбище, когда собирался плыть один. При впадении Казыра в Томь всякие беды случаются. Там оплошность пловца кончается трагически, и у меня создалось впечатление об исключительно суровом нраве этой горной реки. Но лоцман был веселым парнем, и это успокаивало.

Петровна принесла большой кувшин домашнего кваса, угостила всех отъезжающих, и лоцман подал команду:

— Давайте садиться, други, нечего время терять…

Я простился со всеми лесорубами, приветливо встретившими меня на этом отдаленном плотбище, и подошел к лодке. Андрей Иванович указал мне место в носовой части.

— Когда я буду подавать команду, вы помогайте Ваньке, — сказал он мне.