Пора жить

– Телефон у них там только в конторе есть, на коммутаторе. А сотовый она не уважает и принципиально не использует, – он чуть помолчал и предложил: – А чего, как быть-то? Я ее сам отвозил и домой в воскресенье обратно привезу. Она тебя раньше следующей недели не ждала, вот и уехала. Живи до воскресенья у меня, у речки. За грибами сходишь, в этот год их в лесу много. Молоком тебя напою. Коровы у меня нет, правда, но коза моя, Лукерья, хорошее молоко дает, жирное. Глядишь, и поправишься. Тощая ты больно.

Катя не отвечала, соображая, в какую нелепую ситуацию попала. Звонить сестре с просьбой забрать ее обратно, не хотелось. Принять предложение совершенно чужого человека с черной бородой и цыганскими глазами – совсем глупо. Но иного выхода не видела.

– Спасибо вам, но это, наверное, неудобно, – наконец ответила она.

– Неудобно другое бывает, – усмехнулся он.

– А если хозяйка ваша будет против? – опять возразила ему.

– Некому противиться, один я, – спокойно ответил Степан. – Вот и похозяйничаешь у меня, порядок в доме наведешь.

Девушка совсем растерялась. Но мужчина так спокойно и просто об этом говорил, что Катя, сильно себе удивляясь, вдруг легко согласилась и почти радостно ответила:

– Спасибо вам, Степан. Я, конечно, оплачу проживание.

Степан лишь усмехнулся, свистнул лошадке, и та прибавила шагу.

4

На широкой лужайке над песчаным обрывом стоял крепкий бревенчатый дом. Большой двор был огражден забором с резными воротами. Внизу, под обрывом, весело перекатываясь по валунам, бурлила небольшая лесная речка, а за подворьем плотной стеной шумела тайга. На опушке, у ворот, мирно щипала травку красивая белая коза, привязанная к колышку. Увидев подъезжающую телегу, она вытянула шею, натянув веревку, требовательно и недовольно замекала.

Катя с удовольствием глядела по сторонам, сознавая в эти минуты большую разницу между шумной и пыльной городской жизнью и лесной – такой спокойной и осмысленной. Степан открыл ворота, увел лошадь под навес и стал распрягать. Девушка с интересом рассматривала хозяйский двор. За воротами продолжала громко мекать Лукерья. Катя подошла к ней. Коза стала обнюхивать и покусывать ей ладони. Не найдя ничего, принялась пихать ее в бок. Катя засмеялась.

– Да ты балованная, – сказала она козе.

Лукерья обиженно мекнула, отвернулась и деловито продолжила щипать траву, не обращая внимания на девушку.

Хозяин с полотенцем в руках по утоптанным ступеням, чуть прихрамывая, спускался к реке прямо со двора.

– Завтра баньку натопим, – сказал он ей, – а сейчас в речке умойся. Утирку на прикладке возьми.

Девушка поднялась на террасу и испуганно вскрикнула; огромная овчарка, не моргая, смотрела на нее.

– Я ведь могла на тебя наступить!

Собака вздохнула, положила голову на лапы и закрыла глаза. А Катя взяла полотенце и села на приступку в ожидании Степана. В вечерней остывающей тишине было слышно, как он плескался и блаженно охал.

– Ваша собака болеет? – спросила она, когда он вернулся.

– Да, почти неделю лежит, не бегает, – отозвался Степан.

– Что же с ним? Нужно, наверное, ветеринару показать.

– Тоскует он, – нехотя ответил. – Иди сполоснись, а я покуда яичницу пожарю.

Он поднялся, держась за перила, сурово окликнул пса:

– Поднимайся, козу загонять за тебя никто не будет.

Собака не спеша выбежала в открытую калитку. Катя с любопытством наблюдала, как пес подошел к колышку, потянул зубами за конец веревки. Коза вместе с веревкой побежала во двор. Собака лениво гавкнула, когда та хотела проскочить мимо калитки, и загнала ее в сарай. Катя засмеялась.

– Это надо же! Это вы его научили?

Степан вытер мокрую шею, повесил утирку на гвоздь.

– Ты много болтаешь. Не хочешь к реке идти, вон в углу рукомойник есть, умойся и за стол. Поздно уже, – и он, тяжело ступая, вошел в дом.

Катя спустилась к реке. Вода была чистой и холодной. Воздух, наполненный запахами трав и последних летних цветов, словно прозрачное покрывало, дрожал на слабом ветерке. Когда девушка вернулась, на столе в сковороде скворчала яичница. Хозяин из кувшина налил молоко. Она села напротив Степана. Тот молча подвинул ей хлеб, принялся есть. Катя, не найдя на столе тарелки, поняла, что им нужно есть из одной сковороды. Тогда она аккуратно стала ножом резать яичницу со своей стороны. Степан, который, казалось, не смотрел на нее, усмехнулся, неловко перекинул ногу через лавку и принес из буфета плоскую тарелку.

– Спасибо, – смущенно сказала она, – приятного вам аппетита.

Он поднял на нее глаза, и девушка впервые ясно рассмотрела его лицо. Катя вдруг смутилась, щеки вспыхнули пунцовым цветом. Ее прямо бросило в жар. А в голове, словно маленькая птичка в клетке, металась мысль: «Что я здесь делаю?! Одна на этом заброшенном кордоне с незнакомым мужчиной!»

Внезапно зазвонил ее сотовый телефон, и она буквально подпрыгнула от неожиданности.

– Алло, Катюш! Ты почему не звонишь? Как устроилась? Николай ругает себя, что не смог сам тебя отвезти. Как ты там? Очень плохая связь, я тебя уже в третий раз набираю.