Порабощение

Постепенно собирались дети из других приютов, а «старожилов» готовили к отправке. Это было самое сложное время – привыкшие к слабому подобию заботы малыши не хотели уезжать и часто плакали, а то и вовсе начинали устраивать мятежи. Разбираться с этим приходилось именно ей, и Маль очень уставала. Она покупала в столовых пищу на несколько сотен едоков, следила за чистотой одежды и пыталась поддерживать порядок в помещениях, но ее сил было слишком мало. Проще было в те дни, когда вместе с ней оставалась Син – тогда они вместе боролись с грязью и разбродом, но обычно этого все равно было недостаточно. Нанимать других людей Маль боялась, поскольку был риск, что они разболтают другим об отправках и новых поступлениях. Когда терпеть стало совсем невозможно, она попросила Карла, чтобы он привез из резервации хотя бы двух помощниц. С тех пор управляться с детьми стало значительно проще.

В начале очередной недели она привезла Хельгу в приют, решив, что с этого дня она будет жить среди других детей. Возвращение в круг ровесников было для малышки болезненным и страшным, и Маль пришлось поселиться в приюте вместе с ней.

С каждым днем становилось все страшнее, что их работа покажется другим подозрительной. Даже привыкнув к тому, что в этом городе все уже давно заняты только своими делами, Маль продолжала бояться других людей. Ей было страшно, что они не успеют переправить всех детей, и их работа будет остановлена раньше времени. Отъезд Хельги постоянно отодвигался на следующий раз, поскольку и здесь Маль проявила себя как настоящая трусиха – ей не хотелось прощаться с дочерью, и она находила повод оставить ее. Фиц качал головой, но соглашался, а Син вообще предпочитала ничего не говорить.

Постоянная работа отнимала все время, и они почти перестали разговаривать. У нее едва хватало сил, чтобы поиграть с дочерью. Лишь по ночам она оставляла Хельгу у себя и укладывала спать, рассказывая сказки и целуя ее маленькие ладошки. Это были драгоценные моменты, которыми она пыталась скрасить ужас перед расставанием. Маль знала, что после отъезда Хельги она уже никогда не сможет увидеть ее вновь.

Разбитое на непрерывные заботы и проблемы время летело вперед, не задерживаясь на воспоминания и сантименты. Когда в очередной день Фиц привез к дверям полупустой автобус, Маль поняла, что это последние дети.

Вечером, когда все новосельцы были распределены по комнатам и накормлены, Фиц отвел ее в сторону и мрачно сообщил:

– Это все. Через неделю вернутся машины, и мы рассчитаемся с нашим планом. Хельга должна поехать вместе с ними. Если хочешь, поезжай и ты.

Маль покачала головой:

– Нет. Я попрощаюсь с ней здесь, так будет проще. Ни к чему тянуть с этим, только хуже станет.

Она проплакала всю ночь напролет, а утром поднялась и побрела в сторону кухни, чтобы собрать детям завтрак. Фиц и Син тоже не покидали приют и поэтому уже ждали ее там. Было непривычно видеть их вместе, поскольку за последние недели такого почти не случалось. Теперь они молча следили за ней, не проявляя сочувствия или сострадания и не стараясь дать совет. Их молчаливое понимание было самым драгоценным и прекрасным, и Маль благодарила их в своем сердце, не надеясь когда-нибудь набраться мужества и произнести слова признательности вслух.

С тех пор она стала цепляться за каждую минуту, стараясь посвящать это время дочери. Син взяла на себя большую часть хозяйственных обязанностей, хотя решать по-настоящему серьезные проблемы вроде ушибов, болезней и истерик все равно приходилось Маль. Однако вся грязная и хлопотная часть работы пришлась на долю Син и двух девушек из резервации, чья помощь была просто незаменимой.

Несмотря на это последние пять дней запомнились ей как самое прекрасное время, которое она смогла отдать своему единственному и горячо любимому ребенку. Она каждый день понемногу готовила ее к отъезду, и поначалу казалось, что Хельга действительно понимала ее слова, но когда настал деть сборов и отправки, оказалось, что девочка просто не принимала эти неудобные слова всерьез.

– А ты поедешь? – доверчиво глядя ей в глаза, спросила она, когда Маль одевала ее в теплую рубашку и самые прочные штанишки.

– Нет, мне с вами нельзя.

– Можно, ты же моя мама, – с надеждой сказала Хельга. – Маме все можно.

Она привыкла к тому, что в приюте все дети считали Маль почти главным человеком, и выше нее ставили только нагонявшего на них трепет Фица.

– Нет, в то место, где ты будешь жить, едут только дети.

– Я буду жить здесь, – отрезала Хельга, решив, как ей казалось, все проблемы разом.

– Так не получится.

– Я не поеду! – заплакала Хельга. – Не поеду, буду жить с тобой.

Маль попробовала уговорить ее или пообещать чего-нибудь хорошего, но Хельга стояла намертво и не реагировала ни на какие слова.

– Я тебе надоела? Ты меня больше не любишь? – уже заикаясь от постоянных всхлипов, спросила она. – Ты не хочешь со мной жить? Я была хорошей девочкой, я всегда тебя слушалась! Если скажешь сидеть тихо, я буду сидеть тихо, только не прогоняй меня.