Порабощенная океаном (ЛП)

Я слышу голос Сэнни, поворачиваюсь и вижу ее, стоящую в коридоре со скрещенными руками. У меня не было проблем с ней с тех пор, как Хендрикс пригрозил ей, но я не надеялась, что это продлится долго. Она шагает ко мне, ее ноздри напряжены, а глаза полны ненависти. Что я сделала, чтобы заслужить такую ненависть? Когда она останавливается передо мной, то смотрит на меня сверху вниз, будто я всего лишь мусор.

- Чем-то помочь тебе, Сиенна? - цежу я сквозь зубы.

- Я хочу поговорить с тобой.

- Не верю, что нам есть о чем говорить.

- О, нам есть что обсудить.

Я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к стене.

- И что же?

- Я знаю, что он выбрал тебя, и мне все равно. Я трахалась с ним достаточно раз, чтобы узнать все, что он может предложить, и, честно говоря, я трахалась и лучше.

Я фыркаю. Она свирепо смотрит на меня.

- Я здесь, чтобы сказать тебе, что ты понятия не имеешь, во что ввязываешься с Хендриксом.

- Думаю, что смогу разобраться в этом самостоятельно, спасибо.

Она усмехается и вовсе не дружелюбно.

- Видишь ли, принцесса… ты понятия не имеешь, на что похожа его жизнь. Он ведь не сказал тебе, как оказался здесь или почему должен твоему дорогому папаше деньги?

Я вздрагиваю от того, что она использует слово «папаша».

Я еще не переварила это.

- Мне реально все равно. Если ты думаешь, что я настолько наивна и не знаю, что Хендрикс вел делишки вместе с моим отцом, то ты действительно меня не знаешь. Так вот, я точно знаю, что ты делаешь: пытаешься заставить меня чувствовать себя неуверенной, потому что тебя бросили. Но, дорогуша, ничто из того, что ты можешь сказать, не изменит моего мнения о нем.

Она расплывается в ухмылке, и это почти пугает меня.

- У него есть ребенок, вкурила?

Вот он, тот удар в грудь, от которого хочется упасть на землю и никогда не подниматься.

Ребенок.

Ребенок!

У меня голова кружится, но я изо всех сил стараюсь не менять выражение лица.

- Ты закончила? - говорю я, глядя на нее.

Ее улыбка вянет. Тупая сучка смешалась, потому что я не рыдаю и не бьюсь в истерике на полу.

- И еще…

- И больше я не хочу слышать об этом. Теперь, если ты закончила, я хотела бы уйти, - я едва не рычу, отворачиваюсь и ухожу.

- Ты пожалеешь, что была с ним, - кричит она. - Пожалеешь! Просто спроси, что случилось с его бывшей женой.

Еще один удар, и сильный.

Еще больший, чем новость о ребенке.

Я задыхаюсь, но продолжаю идти. Когда я захожу за угол, мои ноги дрожат, и я цепляюсь за стену для поддержки. Ребенок. Жена. Почему он ничего мне не сказал? Как я могла не знать, что он женат и у него есть ребенок? Ребенок! Я закрываю глаза, пытаясь успокоиться. Не суди, пока не узнаешь всю историю, не суди, пока не узнаешь всю историю, - я повторяю это снова и снова, пытаясь перевести дыхание и остановить боль в сердце.

- Инди?

Я открываю глаза и вижу Хендрикса, смотрящего на меня. Он выглядит обеспокоенным, его брови нахмурены.

- Ты в порядке?

- Это правда? - шепчу я. - У тебя есть ребенок?

Его челюсти напрягаются, и он громко вздыхает, глядя в пол.

- Так что? - говорю я так спокойно, как только могу.

- Слушай, это длинная история.

Он сжимает мою руку и тянет меня за собой, и я позволяю ему. Он ведет меня на палубу и рявкает всем, чтобы свалили, а потом подводит нас к старой скамейке, прикрученной к палубе. Мы садимся, и он поворачивается ко мне лицом.

- Я даже не знаю, с чего начать. Я не рассказывал эту историю уже много лет. Я точно знаю, кто тебе рассказал, и поверь мне, не спущу этого. Ей позже надерут за это задницу, но теперь ты знаешь, так что, думаю, мне нужно все объяснит тебе. Во-первых, он не мой ребенок, в смысле, не биологически.

Я совсем запуталась сейчас. И он видит это на моем лице и продолжает:

- Когда мне было пятнадцать, я был в заднице. Большинство моих ровесников гуляли со своими друзьями, наслаждаясь жизнью. А я дрался, чтобы выжить. Мои родители были мертвы, и я был на улице, один. В одну ночь я встретил девушку. Ей было двадцать один, и она, в общем, была проституткой. Она забрала меня как-то ночью после того, как увидела меня на улице. Должно быть, она пожалела меня, потому что позволила мне остаться, и так мы стали жить вместе. У нее был пятилетний сын. Его отец был мертв, да и не было у него ничего. В общем, у нас завязались отношения, и, в конце концов, с годами, мальчик начал называть меня папой. Я был с ними, пока мне не исполнилось двадцать пять, полные десять лет.

Он сделал глубокий вдох и продолжил: