Франция, согласно военно-морской доктрине Антанты, применяла свой флот исключительно для действий в Средиземном море. Англичане на Северном море реально имели 33 линейных корабля (табл. 8), включая и линейные крейсера, против 29 немецких линкоров и линейных крейсеров[76]
(столько было учтено в документах Версальского договора). Правда, 8 немецких линейных кораблей считались в 1918 г. уже сильно морально устаревшими, однако и у британцев картина была немногим лучше: 9 линейных кораблей британцев относились к числу слегка модифицированных копий «Дредноута», который в конце войны выполнял только патрульные функции, то есть фактически стал «береговым» линкором. Таким образом, соотношение сил сравнительно новых линейных кораблей между Великобританией и Германией было 23 против 21.К тому же только 7 линейных кораблей и линейных крейсеров Британии были построены в период с 1914 по 1917 г., то есть являлись новейшими. У немцев были два новейших линкора типа «Байерн» и два линейных крейсера типа «Дерфлингер», из них одни крейсер «Лютцов» был потоплен до 1918 г., однако они были гораздо мощнее большинства английских дредноутов. Если бы Ютландское сражение состоялось бы, когда у немцев в распоряжении были дредноуты класса «Байерн», ход истории мог стать иным.
Таким образом, распространенное мнение о том, что германское морское командование в конце октября 1918 г. готовило массовое коллективное самоубийство в Северном море, выглядит несколько надуманным. Разумеется, немецкий флот должен был понести огромные потери в случае столкновения с британскими морскими силами, если бы план «нового Ютланда» был осуществлен. Но вопрос: решились бы англичане сражаться при таком развитии событий в Северном море до конца? Для англичан флот всегда был чуть ли не главным козырем в мировой политической игре, и утратить этот козырь в канун мирных переговоров, на которых должна была решиться судьба мира, им едва ли было выгодно.
Таблица 8. Британский линейный флот на 20-е числа октября 1918 года.
Именно на то, что англичане не решатся на крупное сражение из-за страха перед большими потерями, рассчитывало германское морское командование в октябре 1918 г. К тому же немецкие адмиралы подготовили новый тактический ход, их линкоры должны были выманить главные британские силы в море, где их, как планировалось, поджидали бы германские субмарины, одновременно с этим легкие крейсера должны были расставить еще и минные заграждения[77]
. Такой план «Нового Ютланда» мог при своем осуществлении привести английский флот к крупному поражению и большим потерям. Осуществлению этих намерений помешала политика.Правительство Германии, находившееся под сильным влиянием социал-демократов и возглавлявшееся нерешительным принцем Максом, стало делать робкие шаги к заключению перемирия. Лидеры Антанты со своей стороны требовали фактически безоговорочной капитуляции Германии. Но и на удовлетворение требований противника правительство Макса шло неохотно, давая понять Антанте, что Германия не готова согласиться на унизительный мир. Таким образом, возникала неясная ситуация: с одной стороны, шли разговоры о мире и германские солдаты были настроены на прекращение войны, никто не хотел умирать в канун остановки боевых действий, но с другой — мир и не заключался, поскольку обе стороны не были к этому готовы по политическим соображениям.
Демократические правительства Великобритании и Франции опасались того, что избиратели обрушат на них свой гнев, если будет заключен мир, который не принесет Германии больших потерь. Правительство принца Макса боялось возмущения народных масс Германии, если оказалось бы, что мирное соглашение несет значительное ухудшение положения населения страны и национальное унижение, то есть «мир илотов», как это называли сторонники продолжения войны в Германии. Эпоха кабинетной дипломатии, когда международные проблемы решались профессиональными дипломатами, а не лидерами политических партий, к началу XX века прошла.