Дорин забрала коробочку с брошью и возразила:
— Но теперь вы просто обязаны высказаться до конца. Обязаны! Вы думаете, с моей брошью что-то не так? Но что в ней может быть плохого? Или это подделка? Золото низкой пробы? Или вовсе не золото? — Ее голос звучал с каждым словом все пронзительнее, срываясь на крик. — Что такое, Джеймс? Меня обманули?
— Относительно цены, которую вы за нее заплатили? Может быть, и нет. Дело в значении этой вещицы. В том, что она означает. Дорин, она приносит несчастье.
— Как это — несчастье?
— Ну, мое хобби — этнография, я увлекаюсь ею так же, как ваш муж — работой по дереву. И, судя по необычному стилю и туземному исполнению… полагаю, можно сказать, что эта брошь привезена из Южных морей и изготовлена, возможно, местным знахарем-колдуном.
— Что? Колдуном? — Дорин невольно взялась за горло.
— О да, — кивнул Джемисон. — Такие выплавляются из сплава местного золота с другими блестящими металлами, чтобы наложить на них проклятие и затем позаботиться, чтобы вещица попала в руки врага. Своего рода симпатическая магия — с точки зрения несчастной жертвы, весьма
Дорин, не в силах оторвать взгляд от содержимого коробочки, призналась:
— Она мне никогда особенно не нравилась. Я и купила ее, только чтобы как-то помочь Джилли, чтобы сказать себе, что хоть немного поддержала их дом деньгами. Учитывая похождения Джорджа, у них наверняка было туго со средствами.
Муж забрал у нее коробочку, прищурившись, рассмотрел брошь и сказал:
— По-моему, вы не ошиблись, Джеймс. Вещица очень неприятного сорта. Совершенно неземная. Эти сложные узоры совсем не похожи на земные растения, а скорее… на что же? На переплетение водорослей или щупалец? И края гребенчатые, как у некоторых раковин. Я хочу сказать, она, конечно, поражает взгляд, пока не присмотришься получше. А потом — да, вы совершенно правы. Она выглядит грубым изделием какого-нибудь дикого островитянина!
Он возвратил украшение жене, но та заявила:
— Я немедленно ее продам! Кажется, я знаю, кому из ювелиров Джордж Вайт сбывал остальные. — Она покосилась на старика. — Не подумайте, будто я суеверна, но лучше не рисковать. Никогда не знаешь, где побывала эта вещь.
— Милая леди, вы совершенно правы, — уверил ее Джемисон. — Но сам я, интересуясь подобными изделиями и будучи знахарем совершенно иного сорта… я нахожу вещицу очаровательной. Так что если вы решите ее продать, прежде чем обращаться к скупщику, предложите ее мне. И сколько бы вы за нее ни заплатили, в убытке не останетесь.
— Это так любезно с вашей стороны, — сказала Дорин, провожая его до дверей. — Но вы уверены?
— Абсолютно, — ответил старик. — Позвоните мне утром, когда все обдумаете, и скажите, сколько я вам должен.
Тремэйны проводили его до машины.
Зима пришла скоро и оказалась суровой, заперла почти всех деревенских жителей по домам. Рыбацкие лодки спрятались за молом, и только «Приют моряка» еще приносил какой-то доход.
Направляясь по размытой дороге в Сент-Остелл и объезжая вечно залитые водой рытвины, директор колледжа Джон Тремэйн проклинал день, когда он купил свой дом: а) ради дешевизны и б) ради уединения и дикой, драматической красоты. Уединение оказалось отменным, но без диких зим вроде этой он вполне мог обойтись, а уж драматизмом был сыт по горло. Дождаться весны и сколько-нибудь пристойного предложения, и они с Дорин переедут в куда более удобное жилье в Сент-Остелле. Там дороже, но какого черта… продаст машину, будет ездить на работу на велосипеде и сэкономит деньги на бензине и ремонте.
Что касается Вайтов: Джилли с Энни более или менее привязаны к дому, но их теперь постоянно навещает этот американский джентльмен. Джеймс Джемисон привязался к ним почти как к родным и никогда не показывается на пороге без какого-нибудь гостинца. Чаще всего приносит еду: свежий пирог из булочной, хлеб с головкой сыра, иной раз бутылку хорошего вина. Оно и к лучшему, потому что на старенькую машину Джилли нельзя полагаться, а Энни надо посещать уроки языка и игры на фортепиано. Джемисон безропотно возит девочку туда и обратно и не желает взять ни пенса за свою любезность.