Порченая

Обычно нормандская пустошь невелика. Со всех сторон теснят ее живые изгороди, и всю ее можно окинуть взглядом. Но когда ей не видно конца и края, открывшаяся взору суровая скудость сжимает сердце невольной тоской, а ум погружает в рой странных прихотливых фантазий. Ланды способны заворожить всякого, и разве что морская зыбь завораживает нас сильнее. Первозданность природной стихии — вот что такое пустошь на изборожденном острым плугом лице земли. Однако рачительная цивилизация вскоре справится и с этими остатками былой святыни. Похоже, что наше практичное время задалось горделивой целью искоренить все стихийное и первозданное как на земле, так и в душе человеческой. А наше общество, постаревшая экономка, помнит лишь о насущном, помешано на выгоде и до нелепости уверено в собственной прозорливости. Оно больше не дорожит младенческой первозданностью души и спешит подменить ее опытом, всегда скудным и ограниченным. Разучилось оно отзываться и на поэзию, что так часто прячется под покровом мнимой бесполезности. Укоренившись, подобное умонастроение уничтожит рано или поздно вересковые пустоши ланд, где душа пока еще может примоститься одноногой цаплей и помечтать. Стремление к житейским удобствам, которое почему-то стали называть стремлением к прогрессу и любовью к цивилизации, очень скоро сведет на нет все пустыри, все развалины, а заодно расправится и с бродягами, и с суевериями, изничтожив все то, без чего немыслима моя история. Но с позволения моих здравомыслящих современников, я все-таки ее расскажу.

Так вот, еще несколько лет тому назад знаменитые ланды Лессе оставались нетронутыми, а жители Котантена простодушными. Думаю, что все, кому довелось побывать там, не станут со мною спорить.

Раскинувшееся между Э-дю-Пуи и Кутансом пространство — голое, без единого деревца, домишки или изгороди — сразу наводило на вас тоску, погружая в ощущение безнадежного одиночества, и забыть эту тоску было непросто. Даже следы на сухой пыли, что после дождя становилась вязкой грязью, были в диковинку: так редко проходили там люди, так редко пастухи гнали стадо. Говорили, что тянется пустошь Лессе лье на семь, а то и больше, но так это было или нет — неведомо. Верно было другое: скачи на лошади хоть рысью, хоть галопом, но и за два часа по прямой до конца не доскачешь. А уж пешком да извилистыми тропами… Вдобавок подобное путешествие было, по всеобщему мнению, небезопасным. Поэтому жители побережья и городка Сен-Совёр-де-Виконт, схожего с шотландским замком и своим живописным видом, и памятью о героической обороне Дюгеклена[11] от англичан, собираясь в Кутанс, отправлялись в путь через пустошь непременно компанией. Совместные переходы через мрачные глухие ланды до того вошли в обычай, что человек, отважившийся пересечь Лессе в одиночку, неважно днем или ночью, слыл в округе отчаянным смельчаком.

Да и как иначе, если еще не забылись смертоубийства, которые там совершались и о которых поминали в разговорах полунамеками. Угрюмая пустошь и сама напрашивалась на недобрую славу. Трудно было представить себе место более пригодное для разбоя, грабежа или мести сопернику. Днем равнина позволяла злоумышленнику издали заметить поспешавших на помощь жертве и ускакать, а ночью в бескрайнем море тишины захлебнулся бы любой вопль несчастного.

Но не грабежи и убийства были главной опасностью пустоши. Если верить рассказам возчиков, которым случалось проезжать по ней в потемках, там можно было встретить кое-что и пострашнее. По местному выражению, там «похаживали». Рассудительный деловитый нормандец, готовясь пуститься в дорогу, загодя запасается и ножом, и мужеством, но оказывается беззащитным перед призрачными тенями ланд, ибо воображение как было, так и осталось самой могучей силой, управляющей человеком на его жизненном пути. Так что вовсе не из страха перед ночным разбоем дрожал кнут в руках удалых парней, решившихся в сумерки пуститься рысью через пустошь. Хотя можно предположить и другое. Возможно, для дрожи в руках была причина попроще — ведь обычно удальцы набирались храбрости в трактире «Красный бык», что притулился у края пустоши, и, набравшись, пускались в путь. Так что диво ли, если ночной туман сгущался поутру в такие рассказы, от которых не поздоровилось бы и самому добропорядочному месту.

Добавляли худой славы Лессе и руины старинного аббатства, известного по всей округе под названием Белая Пустынь, когда-то несметно богатого, а потом разграбленного и разоренного революцией 1789 года.