Порфира и олива

— Так-то оно так. Но только что стало известно, что к Риму приближаются легионы Септимия Севера. А ни для кого не тайна, что вы с Севером земляки. И тебе случалось оказывать ему услуги. Этого достаточно, чтобы обвинить тебя в соучастии.

— Бежать надо! — настаивал Наркис. — Преторианцы уже в пути.

— Он прав, — кивнул Зефирий. — Поспеши!

— Бежать, но куда? — пролепетала молодая женщина.

Зефирий, прихрамывая, подошел к ней:

— Мы с тобой только что кое о ком беседовали. И упоминали об одном городке...

— Антий? — глаза Марсии широко распахнулись. И тотчас ее лицо озарилось лукавой улыбкой сообщницы. — Причеши-ка меня, Наркис. Мне надо изменить облик.

— И оружие тоже возьми, госпожа. Есть риск, что придется драться.

Вот так, — продолжала Марсия, глядя на тлеющие угли, — так мы, Наркис и я, покинули виллу Вектилиана под видом двух галльских всадников. Поначалу все шло как нельзя лучше. Мы спустились с Целиева холма и продолжили свой путь, пока не добрались до крепостной стены. Но у Капенских ворот дело обернулось скверно. Только мы собрались проехать, как один из преторианцев преградил нам дорогу:

— Вы, стало быть, не знаете, что по Риму запрещено разгуливать с оружием?

— Мы и правда этого не знали, — отозвался Наркис, — и, как бы там ни было, мы покидаем город.

Однако преторианец позвал своего начальника. Декурион оглядел их крайне подозрительно, потом обратился к Марсии:

— Раз вам закон не писан, вы, видать, чужеземцы?

— Так и есть, — отвечала она, стараясь худо-бедно изменить свой голос. — Мы галлы.

На физиономии декуриона изобразилось недоверие, он подошел поближе. Марсию передернуло, когда он мозолистой рукой пощупал ее бедро.

— Ты что, ноги бреешь?

— А разве есть закон, который и это запрещает?

— Он мой любовник, — попытался объяснить Наркис.

Но декуриона, похоже, такое объяснение не удовлетворило. Он схватил молодую женщину за руку:

— А этот браслет, скажешь, ты ему подарил? И эти перстни? Клянусь Юпитером! У него ж побрякушек на сто тысяч сестерциев, не меньше!

— И что из этого? — бросила Марсия, не в силах сдержать гнева. — С каких пор щедрость считается преступлением?

— Декурион, — вмешался один из легионеров, — я бывал в Лугдуне, знаю, как там говорят. У них, пи у того, пи у другого, галльского выговора нет.

Марсия более не колебалась. Она выбросила вперед ногу и нанесла декуриону удар в лицо, а Наркис в то же мгновение обнажил меч. Последовала схватка. Молодая женщина что было сил замолотила своего скакуна каблуками по бокам. Конь взметнулся на дыбы, рванулся вперед, расшвыряв стражников. Путь был свободен. Она неслась галопом и придержала лошадь не раньше, чем поравнявшись с первыми деревьями, осеняющими своей полураспустившейся листвой Остийскую дорогу.

Тут она оглянулась, но Наркиса нигде не было.

Глава LVI

— Ты меня больше не покинешь...

Она выговорила то, во что жаждала поверить.

— Марсия, никто не покидает собственную душу.

Умиротворенная, она прильнула головой к его груди и надолго замерла, убаюканная потрескиваньем последних угольков. Протекли часы, долгие, словно столетия, и вот блаженный вечер угас, лучи заката перестали освещать кусок ткани, которым было занавешено единственной окно хижины. Великая тишина ночи снизошла на Антий, и безмятежный океан был похож на огромную равнину.

— Как же я люблю тебя.

Он не отвечал, только молча ласкал ее шею, касался ее уст. И снова ему припомнилось все то время, что протекло с того вечера, когда они встретились в Карпофоровых садах. Перед ним мелькали, словно уносимые потоком, разрозненные картины: образ Флавии, лицо Коммода, приход Марсии в тюрьму Кастра Перегрина, наконец, свидание в Антиохии.

Она пошевелилась. Его ладонь скользнула по ее талин, по выпуклостям ягодиц. Она повернулась, подставляя его ласкам свои тугие загорелые груди. И тут их тела снова окрепли, пронизанные страстью еще более жаркой, более яростной, чем при первом объятии. Погружаясь и всплывая, па пределе наслаждения она едва удерживала крик, и он утонул в ней. Она медлительно распростерлась с ним рядом, ее тело было влажно от пота, смешавшегося с его потом. Повернувшись к ней, он вглядывался, потрясенный выражением бесконечной нежности и невинности, озарившим ее черты. Как это было не похоже на своевольный взгляд куртизанки!

Флавия... Он вспомнил их давний спор по поводу этого чувства, которого, как признался тогда, он отродясь не ведал. Так вот значит, что это такое — любовь? Ощущение, будто ты в самом средоточии мироздания, все вращается вокруг тебя. И сердце разрывается от желания защитить, уберечь, воздвигнуть стены до небес, чтобы укрыть свою тайну от всех прочих людей.

— Да, ты меня больше не покинешь.

Растроганный, он улыбнулся ей. А в сознании вспышкой промелькнула мысль: не было ли то, что ему привиделось в ее преображенном лице, кораблекрушением их душ?

Пальцы Марсии легонько скользнули по его щеке:

— О чем задумался?

Не отвечая, он встал, взял кочергу, помешал угли. Она поднялась вслед за ним, завернувшись в простыню.

— Мне кажется, ты вдруг погрустнел. Отчего?

— Нет. Это не грусть. Может быть, тревога.