– Ты не можешь обойтись без подобных замечаний, да?
– Просто «несведущая» звучит уничижительно.
Консуэло вмешалась:
– Тебе следует отдать Альве должное – точность лежит в основе успеха.
– В основе успеха лежит успех, – в шутку возразила Альва.
– Воистину так – и снова она права! – поддержала подругу Консуэло.
– Именно.
– Я говорю о серьезных вещах, – обиделась Армида.
– А мы разве смеемся? Я – само воплощение серьезности, – не унималась Альва.
Армида вновь начала:
– Как вы знаете, целью любого брака является продолжение рода…
– Но цель моего брака – спасение.
– Наверняка ты получишь и то, и другое, – заметила Консуэло.
– Это правда, продолжение рода приносит спасение.
– Совсем как банковский счет.
– Девочки, прошу вас, угомонитесь. Хотя бы притворитесь серьезными.
Обе послушно сложили руки на коленях и сели ровно.
– Продолжайте, – выдала Альва с каменным лицом.
– Насколько я знаю, мужчины испытывают особые нужды, которые относятся к… – Армида остановилась. – Помнишь, у дедушки в бараках для рабов стены были обшиты такими досками со вбитыми колышками? Так вот – представь, что жена – это доска, а муж – колышек. Точнее, нет, у него есть колышек. У всех мужчин. Он находится там, где у нас…
Альва с Консуэло прыснули со смеху.
– Колышек!
– Я просто пытаюсь объяснить…
– Но он, конечно, должен быть из плоти, – заявила Альва. – Он… он похож на палец? Может, в нем есть кости? Или одна кость?
Армида нахмурилась:
– Я не знаю. Может, и так.
Альва представила что-то вроде крошечного слоновьего хобота. Однажды она видела слона в цирке Барнума. Есть ли в слоновьем хоботе кости?
– А мужчины могут им шевелить?
– Альва, о чем ты думаешь? – зарделась Армида.
– А тебе разве не интересно? Какой он длины? И куда он девается, когда мужчина не занят… продолжением рода?
Сквозь очередной взрыв хохота Консуэло Армида проговорила:
– Это не важно. Он сам знает, как эта штука работает и как с ней управляться. Вот что важно: ни в коем случае не подавай виду, будто тебе нравится то, что он делает. Доска – это метафора. Руки держи по бокам. И не… не извивайся.
– Не извивайся! – не унималась Консуэло.
Альва нахмурилась:
– Армида, как ты можешь. Я ведь не животное.
На самом деле она была животным. Как еще объяснить то, что она делала в юности? Гуляя в парке при школе в Нейи-сюр-Сен, Альва любила ложиться на поваленные деревья, прижимаясь к ним всем телом. Иногда она тайком каталась на пони без седла, обхватив его за бока ногами. Купаясь в ванной, она нарочно терла то место, до которого запрещено дотрагиваться без необходимости. Маман была твердо убеждена, что, потакая столь грязным желаниям, девушка себя губит. Альва себя губить не хотела, однако и поделать с собой ничего не могла – ощущения, которые она испытывала, были чудесными, и, поскольку никто после этого не начал относиться к ней иначе, продолжала это делать. Ровно до того дня, когда мать зашла в ванную и застала ее за этим занятием. Она выволокла Альву из ванны и, не позволив ей даже закутаться в полотенце, поставила лицом к рукомойнику и подняла расческу…
«Неужели моя дочь – животное?» (Удар.)
«Моя дочь никогда не будет вести себя подобным образом» (Удар.)
«Похоть – это смертный грех!» (Удар.)
«Если ты сделаешь это еще раз, ни один приличный мужчина не женится на тебе. Ты все поняла?»
Альва все поняла.
Армида тем временем продолжила:
– Дело, в том, что когда мужчины делают это с женщинами, они поддаются своим животным инстинктам. Они хотят заниматься… непотребствами. И твоя задача – этому помешать.
– Непотребствами?
Сестры обменялись беспомощными взглядами. Армида пожала плечами:
– Так говорила мадам Уитакер.
Мадам Уитакер жила по соседству с ними в Париже. Армида бывала в ее салоне по средам, когда модные леди и джентльмены собирались там выпить коньяка и мадеры и немного посплетничать.
Армида сказала:
– Предположим, это значит, что они ведут себя низко.
– И низко значит?..
– Я не знаю. Не знаю! Не важно. Я рассказываю тебе все это только потому, что порой ты ведешь себя не так, как положено леди, и…
– Что за чушь! – воскликнула Консуэло. – Мы же не в Средневековье живем…
Армида закрыла рот Консуэло ладонью.
– Альва, если твоему мужу покажется, что ты не вполне целомудренна…
– Не покажется. Я буду доской.
– Потому что одеревенеешь от страха! – засмеялась Консуэло.
– А кто бы не одеревенел? – проговорила Армида.
Спустя несколько дней расстроенный Уильям пришел, чтобы сообщить – его племянница, Элис, скончалась. Вся семья не могла оправиться от случившегося – у малышки начался жар, доктор не увидел в этом ничего серьезного. Однако угасла девочка так стремительно, что не успели даже послать за священником. И хотя, слушая Уильяма, Альва сочувствовала убитым горем родителям и переживала за собственную судьбу, поскольку свадьбу пришлось отложить, она не могла отделаться от другого чувства, которого стыдилась, – чувства облегчения.
Ведь о том, что происходит, когда в платье больше нет нужды, можно было не думать – по крайней мере, пока.
Глава 5