Лондон, 17 апреля 1893 года
Милая моя Альва!
Подкрепившись виски, я опускаю перо на бумагу и обещаю себе не отнимать его и не сдаваться, поскольку ты – самый верный и дорогой друг из всех, что были в моей жалкой жизни. Я должна быть честна с тобой.
Когда умер мой муж, я воображала, будто почувствую освобождение. Будто я восторжествую, оттого что он страдал в конце жизни так, как я страдала все эти годы. Он слабел, усыхал, хрипел, кашлял, харкал кровью (я этого почти не видела – с ним нянчилась моя свекровь), а я ужинала с друзьями, ездила с детьми за город и напевала «Скоро, скоро, тра-ля-ля, герцог умрет, тра-ля-ля, и в мире станет одной несчастной душой меньше – будет больше места для нас!»
И вот он умер, я попыталась восторжествовать, однако у меня не получилось.
Вместо этого я почувствовала себя обманутой. Обманутой, потому что он выбрался из мусорной ямы, в которую превратил нашу жизнь, а меня оставил по колени в ней. А мне еще пришлось говорить правильные слова ради детей, соблюдать все ритуалы, положенные скорбящей герцогине, и следить за процедурой передачи титула Киму – я чуть с ума не сошла от всего этого.
И вот однажды старый друг, который собирался в Англию, присылает мне телеграмму. Я уже давно чувствовала к нему определенную симпатию, как и он ко мне – хотя в прошлые наши встречи из этого почти ничего не выходило, так, короткие интрижки для развлечения, не более того. Он писал, что собирается встретиться с корабельщиками. Ему нужна новая яхта. Ему нужна невероятная яхта, лучше всех, которые когда-либо ходили в море. Лучше, чем его последняя яхта «Альва», которая затонула.
Альва ахнула и перечитала предложение, не веря своим глазам.
Уильям.
Интрижки.
Не более того.
Дверь вагона открылась, и в вагон зашла ее дочь со словами:
– Я передумала.
Не взглянув на Альву, она уселась в кресло, полистала журналы, выбрала один и углубилась в чтение.
Лицо Альвы пылало. Она заморгала, чтобы сдержать слезы. Ей было тяжело поверить словам, которые она только что прочла, тому, что они значили. Какой-то ужасный обман. Страшное предательство.
Однако, помня о присутствии дочери, Альва продолжила читать: