Порядочная женщина

Она повернулась к зеркалу и посмотрела на нервную юную леди, которая уставилась на нее из отражения. «Кажется, ты хочешь убежать».

Что, если и в самом деле сбежать? Она ведь уже замужем. Отцу заплатили. Надеть дорожный костюм, улизнуть из отеля и взять билет на поезд, который идет куда-нибудь на запад. В Буффало, например. Или на Ниагару. Устроить себе собственный медовый месяц, а все расходы запишут на счет Вандербильтов. Съездить в Чикаго или в Сент-Пол. Центральная часть страны должна быть прекрасным местом, хотя и диковатым. Она будет избегать диких мест с индейцами и придерживаться городов. Какие города есть за Сент-Полом? Сан-Франциско. Но туда долго добираться, нужно пересечь горы. Горы, которые, по слухам, могут соперничать с Альпами. Хотя, скорее всего, это преувеличение – люди, приезжающие с запада, очень любят все приукрашивать.

Альва прекрасно отдавала себе отчет, что причина ее размышлений одна-единственная: страх, а страх она в себе поощрять не собиралась. Что бы ее ни ожидало, она встретится с этим лицом к лицу. Теперь она – замужняя женщина и не должна бояться того, чем спокойно и без паники занимаются большинство женщин.

Альва распустила волосы, воспользовалась горшком, как сказала Мэри, забралась на кровать и села спиной к подушкам.

Сложить руки на коленях или нет?

Положить ногу на ногу или сидеть ровно?

Если она не станет укрываться одеялом, будет ли это чересчур неприлично? Альва натянула одеяло на колени и поняла, что выглядит так, будто собралась послушать сказку на ночь. Она слезла с кровати, застелила ее и уселась на покрывало.

Вся эта таинственность и неопределенность! Встретить его сидя или лежа? Погасить лампу? Подкинуть дров в камин или оставить как есть?

«Ты доска, а он – колышек…»

В тот день в ванной, до того, как вошла мама, Альва стянула ткань с бедер, с одной ноги, потом с другой и смотрела, как вода устремилась к ее центру, тому самому месту с загадочным предназначением. И тогда, и сейчас ей на ум приходили картины, которые она видела за границей в музеях и при дворе – томные обнаженные женщины в сопровождении херувимов, нимф, служанок или придворных, некоторые в страстном объятии с лебедем. Молочные груди, животы и бедра без смущения открыты взору художника…

«Ты что, животное?»

Эти картины считают шедеврами, за ними охотятся коллекционеры, их выставляют в лучших галереях мира. Почему чувственность приветствуется в искусстве, но не в реальности? Что, если мама ошибалась?

Она вздрогнула, услышав шум за дверью. В любую секунду ручка может повернуться и…

Тишина.

Раскрасневшись, она ждала того мгновения, когда муж появится на пороге.

Он заметит ее румянец и обвинит в безнравственности, отошлет обратно к отцу или запрет и приставит к ней доктора.

Он заметит ее румянец и будет польщен. Посмотрит на нее влюбленным взглядом. Он станет целовать ее до потери чувств.

Но нет. Ручка не повернулась.

В комнатах царила тишина.

Полено в камине треснуло и шевельнулось, пригасив огонь.

Снаружи не доносилось ни звука.

Сердце перестало выпрыгивать из груди, и, незаметно для себя, Альва уснула.

Альва проснулась от холода. Огонь в камине потух, и в комнате было совсем темно. Муж, одетый в ночную рубашку, стоял на коленях у кровати, его лицо возле ее лица. От него пахло бурбоном.

– Мы должны это сделать, – проговорил он, не смотря ей в глаза. Наклонился и поднял пеньюар с ее бедер. – Прошу прощения. Я постараюсь сделать все быстро.

По-прежнему избегая ее взгляда, Уильям взгромоздился сверху. Альва замерла. Он немного повозился, потом втолкнул себя внутрь ее тела. Альве было больно, но она не смела пошевелиться и только зажала ладонью рот, чтобы не кричать. Она смотрела на один из столбиков кровати и не разрешала себе плакать.

– Прошу прощения, – повторил Уильям, не останавливаясь. Это продолжалось бесконечно. – Я стараюсь… – сказал он, и Альва не смогла больше сдерживать слезы, которые заструились к ушам и волосам, потекли по шее.

Она думала об этих прохладных ручейках, а он продолжал двигаться. От боли у нее внутри все горело, она не знала, сколько прошло времени. Потом ритм его движений сбился, стал хаотичным, он вдруг остановился, застонал, вздрогнул и спустя мгновение слез с нее.

– Ну, вот и все, – произнес Уильям и похлопал ее по бедру. Поправляя рубашку и вставая с постели, продолжил: – Когда у нас родится ребенок, его первым языком будет французский, вы согласны? – Он не стал дожидаться ответа и добавил: – Я оставлю вас, отдыхайте. Сегодня был долгий день. Доброй ночи.

Альва лежала в оцепенении. Та часть ее тела, которую запрещено было называть, место, которое могло приносить невероятное удовольствие, предназначалась для этого?

– Ха! – Она засмеялась, однако то был смех сквозь слезы.

Неужели мы сотворены, чтобы выполнять эти странные действия, приносящие лишь стыд и боль? Неужели так задумал Бог? Кажется, он не сильно позаботился о Еве…

Проснувшись в прекрасной бело-голубой комнате, Альва сперва не поняла, где находится. Потом вспомнила, что произошло ночью, и горло у нее сжалось.

«Я не заплáчу».