Порядочный хаосит (СИ)

— Кто ты, Ройт Айнхейн? — я будто снова слышал его спокойный, хрипловатый голос. — Кем ты будешь, если исчезнут Великие семьи и Ван-Елдэр, Алые и Белые, люди, животные, земля и море, да и сам мир Небесного ветра растворится в пустоте? Как ты себя позовёшь, если забудешь все слова и все звуки? Найди ответ, и ты найдёшь своё бессмертие.

Я сломал голову в поисках ответа на этот вопрос, а старик лишь мягко улыбался, когда я спрашивал его — кто ты такой, Анекар?

Ну, что ж. Вот, исчезли семьи и Ван-Елдэр, Алые и Белые. И кто теперь я?

Я — это я. Я храбр и умён, хитёр и изобретателен. Я силён, вынослив, молод, здоров. Я нашёл себе друзей среди тех, кто ненавидит таких, как я. Я быстро учусь, пытлив.

Я ухмыльнулся и открыл глаза. Теперь я изгнанник, но это по-прежнему я.

Под моими ногами находился длинный каменный уступ, поросший мхом и лишайником. Он нависал над живописной равниной — пологие холмы, покрытые густым хвойным лесом, и поблескивающие здесь и там озёра. Такой пейзаж простирался, докуда хватало глаз.

Обернувшись, я увидел горный хребет. Его можно было бы назвать величественным, если бы так не описывали пейзажи моих родных мест. Я-то думал, что привык к виду гор — в конце концов, каждый день я мог любоваться видом горного кольца Тегершул вокруг Ван-Елдера. Однако, наблюдаемые мною сейчас громадины были, наверное, вдесятеро выше самых высоких пиков Тегершул. Я и представить не мог себе такие масштабы. Четырехсотметровая башня Айнхейн выглядела бы рядом с ними, как декоративная собачка рядом с боевым конём. Острые вершины, покрытые сверкающим снегом, словно бы разрезали само небо, и мне казалось, что я даже вижу тёмные царапины, которые они оставляют на нём.

От этого вида у меня закружилась голова, и я опустил взгляд.

Ниже гряды исполинских пиков, ниже их меньших собратьев — чёрно-серых гор, у которых заснеженными были только вершины. С обломанных скал словно бы текли полноводные реки, но реки эти были каменными. Ближе ко мне, чёрные камни словно бы зеленели, порастая мхом; среди этих рек островами поднимались обломки скал, покрытых мелким кустарником; на некоторых я заметил даже сосны. Поток камней, сошедший с этих гор тысячелетия назад, застыл в неподвижности.

Во всяком случае, я на это рассчитывал. Если вся масса камней решит сдвинуться вниз ещё на пару десятков метров, от меня мало что останется, хоть я буду трижды уверен в себе и своей глубинной сути.

Я стоял, очевидно, на одном из таких островов — последней глыбе в ряду принесённых каменной рекой. Не так плохо для места приземления — я ведь мог попасть в болото или реку.

«Река не дала бы тебе обгореть» — возразил я сам себе, просто от нечего делать.

Подойдя к краю уступа, я глянул вниз. До вершин елей было метров десять, а летать я пока что не умел. Лес внизу темнел и выглядел не слишком дружелюбным. Признаков человеческого жилья тоже не наблюдалось.

Тем не менее, лес казался мне более подходящим местом для выживания, нежели горы.

Выживание. Штиль! Я снова сел на уступ, свесив ноги с его края, прислонился спиной к нагретому солнцем замшелому валуну и уставился в панораму перед собой. Пора было признать очевидное: я в пустошах.

Я сослан в дикие земли, как и многие изгнанники до меня. Обширные регионы к северу от Гегемонии Хаоса были тем местом, куда столетиями отправляли провинившихся серых, Алых, не ужившихся в Ван-Елдере, взбунтовавшихся данников, банкротов и многих, многих других.

Они уходили туда, сжимая зубы от негодования, потрясая кулаками, обещая вернуться… и не возвращались. Алые не любили отнимать жизнь. Обычно они предпочитали, чтобы за них это делали другие.

Что я знаю о пустошах? Там властвуют непокоренные ветра. Там нет печатей и мастеров, что их чертят. Там не собирают эссенций, нет науки и искусства. Ветра свободно гуляют по неосвоенным землям, и до них нет дела никому. Там царят дикость и беззаконие.

Не там. Здесь. Теперь для меня это называется «здесь».

И всё же, получалось, что я не знаю о пустошах почти ничего, не считая тех сведений, что я почерпнул из приключенческих романов, авторы которых даже не пытались как-то соответствовать действительности в своих текстах, поскольку сами наверняка никогда не бывали в этих местах. Сюда бы Ликса, который с детства бредил дикой природой, хотел стать натуралистом и изучать животных.

Вспомнив услужившего мне братца, я скривился. На Ликса я злился, хотя и не без чувства собственной вины. На суде Ликс подвел меня круто. С другой стороны, я и сам был хорош. С третьей стороны, откуда было мне знать? Штиль да покарает всех Алых, что сослали меня сюда из-за этого недоразумения!

Проклиная суд и всех причастных, я все же принял решение спуститься к лесу.