Порядочный хаосит (СИ)

Итак, к списку наших с Золто преступлений добавилось разграбление рыбачьего балагана. Нам удалось добыть несколько старых и рваных сумок, кучу грязных тряпок, какие-то дряхлые лысые шкуры, прохудившееся железное ведро, деревянное корыто с обломанным краем, трехногий табурет, мешочек отсыревшей соли, драные сети, треснувшие удилища, заржавевший нож, ржавую дымовую трубу, закопченную дочерна, и, наконец, главное сокровище — почти стёртое огниво. После этого в балагане осталась только утоптанная земля — да и в той Золто кое-где порылся. Выйдя из шаткой хибары, мы уставились на добычу.

— Мы богаты, — сказал я Золто, ткнув его кулаком в бок. — Я за всю жизнь не видел такого изобилия. Главное, не продавай сразу всё: знаешь, деньги ударят в голову, и ты пустишься во все тяжкие, спустишь на азартные игры и женщин.

Золто сел и принялся ожесточённо рыться в сумках, запуская руку за подкладку.

— Алмазы ищешь?

Он зашипел и начал трясти ладонью, в которой торчал рыболовный крючок.

— Дурак, — ответил он почти беззлобно. — Ты хоть удить умеешь?

Удить я умел. Впрочем, вероятно, думал, что умел — обычно я забрасывал наживку с моста через канал Замыслов, и ждал, пока клюнет какая-нибудь рыба. К тому же, моя нить была укреплена эссенцией порядка. Поэтому Золто пришлось делать всё самому. Он развёл костёр, и сел на берег с удочкой, наказав мне наломать столько сухих веток, чтобы хватило на всю ночь. Эту задачу я перепоручил Ногачу, и дерево пошло ломать дерево (пока мясо ловило мясо). Сев у костра на одну из шкур, я уставился в огонь, пытаясь собраться с мыслями.

Жизнь в Ван-Елдэре казалась от меня невероятно далеко. Сколько я дней здесь хожу по этим лесам? Я начал загибать синие от черники пальцы. Встретил Ногача, зазимовёха эта, затем в лесу рыкташ, затем в Норах два раза ночевал. Сегодня шестой день. А ощущение, что прошо три-четыре декады. Если события и дальше будут развиваться в таком темпе, мои пять лет изгнания будут ощущаться как пятьдесят. Я не отказался бы от пары-тройки спокойных декад — просто пожить где-нибудь, где тепло, сухо, и хорошая еда. На всё это, конечно, нужны были деньги. Ну, не беда. В ближайшем городе пошлю пирограмму, например, тому же Йонку, пусть вышлет мне чек. Поселюсь в гостинице, отъемся, отосплюсь.

Живот сразу свело. Где там Золто с его рыбой?

— Золто?

— Не шуми, спугнёшь — шёпотом отозвался тот. — Вскипяти лучше воды в ведре.

— Оно же дырявое, — прошептал я.

— Оно с одной стороны дырявое, а с другой — нет. Поверни его боком.

Да, нищета и изобретательность шагают рука об руку. Очень не хотелось уходить от костра, и я медлил, грея отсыревшие от влажного мха ноги у рыжих языков пламени.

Из леса вышел Ногач, неся огромную охапку веток, бросил её невдалеке у костра и сел напротив меня, скрестив ноги. Посмотрел на свою деревянную ладонь, поскрёб её, убирая налипшую смолу.

Я не переставал удивляться ему. Ногач был совершенно как живой. Да он и есть живой, конечно. С каждым днём он выглядел всё умнее. Интересно, как он думает? Как воспринимает себя? Не уверен, что об этом стоит спрашивать.

Я знал, что в Кутхе широко используются «големы» — оживлённые, которые заняты в монотонной и тяжёлой работе; они, по слухам, были невероятно глупы и могли выполнять только самые простые команды. Что, это оказалось тоже неправдой, так же, как и истории про «лишённых настоящих чувств» Белых, или ленивых и бездеятельных серых, у которых нет ни воли, ни интеллекта? Я представил себе, что где-то в беспросветном рабстве держатся сотни тысяч таких ребят, как Ногач. С другой стороны, могут ли они жить свободно?

— Эй, Ногач, — окликнул его я. — Спасибо за дрова. Слушай, а тебе не лень будет принести полведра воды?

Ногач встрепенулся, посмотрел на меня деревянными глазницами. Затем мотнул головой, завернуля в свой кожаный плащ и повалился набок. Я испугано приподнялся — но увидел, что Ногач лежит, положив под голову ладонь, и тихо стрекочет, делая вид, что спит.

Хитрец.

За водой пришлось идти мне — погонщика големов из меня не вышло.

Когда я, оттерев песком ржавчину и держа полуполное ведро на руках, как младенца, пришёл к костру, Золто засовывал в огонь какие-то странные штуки, похожие на толстые лепёшки из грязи.

— Что это?

— Еда наша. Тут съедобная земля, знаешь об этом?

Я поперхнулся. Золто, скаля зубы, бросил на меня снисходительный взгляд.

— Это лещики. В глине.

— А, — протянул я. — Читал про такой способ, но никогда не видел вживую. Говорят, это вкусно.

— Сейчас всё вкусно будет, Ройт. Мы позавчера ели. — Золто перехватил у меня ведро и положил боком на несколько горящих полешек.

— Поза-позавчера вечером, — ответил я, схватившись за поднывающий живот. — Погоди, — я недоуменно уставился на него: — ты что — назвал меня по имени? Что это с тобой, Золто, ты не заболел? Смеёшься, шутишь, обращаешься ко мне? Пожалуйста, обругай меня и сплюнь, иначе я начну беспокоиться, что слишком сильно приложил тебя головой, пока нёс по Норам!