Порядок в культуре

Последний роман Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик» привлек внимание самых разных кругов: его поддержали католический сайт и Агентство религиозной информации Благовест-Инфо, популярные газеты и телевидение, наконец, победа в гонке за национальную литературную премию «Большая книга» завершила массированное внимание к автору. Впрочем, премиальная гонка продолжается. Приятный во всех отношениях роман набирает новые премиальные «обременения». Впрочем, премии давно уже не свидетельствуют о качестве литературы — они давно сплошь идеологичны. Вот потому стоит поставить вопрос прямо: за какую идеологию нынче платят и «здесь», и «там»?

Меня не удивили ни «высочайшие оценки» сочинения Улицкой протоиерея-неообновленца Александра Борисова, ни ныне покойного священника Георгия Чистякова, считающего роман «абсолютно художественным произведением», ни восторги прессы, вызванные «парадоксальностью личности Штайна». Но смутили некоторые «простодушные» наши писатели и критики, увидевшие у Улицкой намерение написать «христианскую книгу». Прежде всего им, «простодушным», я и адресую свою статью.

Несвободное мнение

Конечно, судьба главного героя Даниэля Штайна (в реальности Даниэля Руфайзена)[2] многое диктовала автору романа. Но сам выбор именно такой судьбы чрезвычайно симптоматичен. Упоминаемому выше о. Александру Борисову показалось, что «фамилия Штайн, которую писательница дала своему герою, напоминает об Эдит Штайн (еврейке, немецком философе, монахине-кармелитке, погибшей в Освенциме и канонизированной Католической церковью) а также, что ««штайн» в переводе с немецкого — камень» (ассоциация с апостолом Петром), как слово «переводчик», помещенное в название книги свидетельствует по его мнению о том, что герой «переводил на язык современных людей понятия, которые являются основными в христианстве — Бог, любовь, жертва». Действительно, ключиком, которым «открывается» роман является «современность» и она просто вопиет о себе как «дух века сего».

На встрече с читателями во Всероссийской государственной библиотеки им. М.И.Рудомино писательница говорила о многом, в том числе и о «преодолении нетерпимости, ксенофобии, о взращивании толерантности», и, возвращаясь к своему герою, переводчику подчеркивала: ««Мы очень нуждаемся в переводе. Мы плохо понимаем друг друга, а не только язык Бога. Только любовь и та мера доверия, которой обладал Даниэль, может дать связь и понимание между людьми»». Вот и названы «ключевые слова», обеспечивающие уверенный успех проекту Улицкой:

толерантность, политкорректность, ксенофобия, мультикультурное христианство. Не хватает только антисемитизма. И, было бы странно, если он был забыт. Но нет, конечно же, Улицкая по этому поводу высказалась: «Ее спрашивали и о реальных прототипах ее героев, — продолжает свой репортаж со встречи в библиотеке журналист, — о названии и об обложке, о перспективах государства Израиль и о корнях антисемитизма. «Антисемитизм — удобная и давняя форма ксенофобии, и не единственная», — в связи с этим Улицкая с тревогой говорила о новом витке ксенофобии в современной России, об антигрузинской кампании. «Это вопрос управления ситуацией и нашей собственной сопротивляемости. Мы не должны быть управляемы», — подчеркнула писательница». Не Христа ради писалась эта «христианская» книга, но ради всех тех идеологических клише, с помощью которых и управляют нашим сознанием, продавая в очередной раз ходкий на мировом рынке товар: антисемитизм и ксенофобию, терпимость и толерантность в элегантной упаковке «лучшего понимания друг друга». Да, я опиралась на «комментарий» Улицкой к своему сочинению, но и сам роман нас убедит в том же. Об антисемитизме в книге Улицкой говорится слишком часто для «художественного» произведения, а именно: на страницах 57, 88, 100, 124, 126, 178, 179,183, 274, 323, 355 372, 379, 470, 479 в издании «Эксмо».

«Об усилиях по выковыриванию Бога…»