Как видим, танкисты в этом документе упомянуты лишь мельком — но это, увы, означало лишь то, что их просчеты и ошибки не особо выделились на общем печальном фоне. В остальном же…
Превосходство РККА в танках над финнами было подавляющим. На направлении главного удара — Карельском перешейке — в начале конфликта были задействованы: один танковый корпус, четыре танковые бригады и десять отдельных танковых батальонов. В изготовившихся к наступлению войсках насчитывалось 1569 танков — против 64 финских.
Разумеется, произойди подобная «товарищеская встреча» где-нибудь на дне высохших соляных озер, советская танковая армада без единого выстрела раскатала бы жалкие финские «Виккерсы» в очень тонкий броневой блин. К сожалению, в Карелии и дальше к северу рельеф местности был совсем иным. Лес, болота, озера, реки… и довольно немногочисленные дороги. Конечно, танки могут двигаться и вне дорог — обычные танки, а не только те, что из шутки в популярном советском кинобоевике: «эти пройдут, они с одной гусеницей». Но вот протащить следом за ними бензоцистерны и грузовики со снарядами уже заметно сложнее.
Впрочем, серьезные проблемы с проходимостью были и у танков.
Например, 17 декабря 1-я рота 312-го отдельного танкового батальона (11 Т-26) должна была поддержать атаку 3-го батальона 305 стрелкового полка на финскую оборону по берегу небольшой реки.
Как видно из этого примера, даже при полном отсутствии у противника противотанковых средств, из-за особенностей местности танковая рота не выполнила задачу и потеряла два танка.
Вообще, именно невозможность для танков к северу от Ладоги оперировать вне дорог стала причиной того, что значительная часть потерь приходилась на мины. Начальник АБТВ 9-й армии полковник Таранов писал в своем отчете: «Танки, действовавшие по дороге, обычно несли поражения от мин, расставленных противником…»
Да и без противника потери были приличные. Так из прибывших в Кемь полусотни танков Т-37/38 79-го отдельного танкового батальона, после более чем 200-километрового марша к фронту, занявшего почти две недели, в бой сразу удалось бросить только сводную роту в составе 11 машин. Остальные либо отстали в дороге, либо вообще сломались.
Впрочем, болота и мины были далеко не самой болезненной проблемой танкистов. Куда неприятнее было взаимодействие с пехотой, точнее — отсутствие такового. Так, 8 декабря 1939 г. при атаке Вяйсянен танки 40-й танковой бригады двинулись вперед, а пехота 123-й стрелковой дивизии с громким криком «ура!» осталась наглухо лежать на исходных позициях и наотрез отказалась подниматься в атаку, что вызвало запрос командира танкового батальона начальнику политотдела дивизии: «Неужели у нас вся пехота такая трусливая?»
Справедливости ради следует отметить, что у подобного поведения пехотинцев имелись некие «логические обоснования»: полагая, что вся мощь огня противника сосредоточивается на атакующих танках, пехотинцы считали, что гораздо безопаснее будет двигаться в атаку на почтительном расстоянии от танков. Соответственно обороняющиеся отсекали пехоту от танков и наносили тяжелые потери и оставшимся без пехотного прикрытия боевым машинам, и лишенной поддержки танков пехоте. 19 декабря 1939 г. два батальона 20-й танковой бригады, «прижавшись» к разрывам снарядов своей артиллерии, прорвались в глубину финского укрепрайона у Сумма-Хоттинен на три километра, фактически прорвав тем самым главную полосу обороны «линии Маннергейма». Однако пехота 138-й стрелковой дивизии не оказала поддержки наступающим танкам, в панике отступив под минометным обстрелом финских войск. С наступлением темноты танковые батальоны вынуждены были отойти на исходные позиции, потеряв за день боя 29 танков Т-28.