– Вроде чистая.
Крикунов ополоснул кружку шампанским.
– Схожу по делу, – вспомнил я.
Вернувшись, увидел, что Крикунов уже допил свою порцию. Наполнил кружку до краев:
– Совсем другое дело.
– Угу, – согласился Вовка. – Ну что, пошли?
– Сейчас. Захвачу сумку.
Вовка ушел.
Я снял с полки рюкзак, достал из рюкзака сумку с бумагами. Поставил рюкзак на место и закрыл склад на замок. Мимо экспедиционных гаражей, в лабиринтах которых колдовали механики, вышел на улицу.
Накрапывал дождь. О полетах можно было забыть.
«Сегодня понедельник, – с сожалением подумал я. – Библиотека закрыта. Придется читать в обстановке массового запоя».
60. Дождь
Двенадцать реперов отсняли гладко, без сучка, без задоринки. Репер тринадцатого поперечника заслонила не какая-то там одинокая береза, а густая поросль молодняка. Река поворачивала направо, и деревья, росшие у самой воды, вдоль плеса, заслоняли от меня оставшиеся репера.
Что это? Совпадение? Или закономерность? Сумма розыгрыша у Игоря и Олега равнялась двенадцати: семь плюс пять. То есть, вроде бы не ведая о том, Олег с точностью определил, сколько ему отдыхать.
– Олег! Слышишь?
Ни звука! Спит. Я поднял с земли щепку и бросил в него. Никаких эмоций! Бросил щепку покрупнее. С тем же результатом. Поднял с земли приличных размеров сучек. Ноль внимания!
Я бросал и бросал в Олега щепками, пока тот не открыл глаза:
– Чего бревнами кидаешься?
– Подъем. Рубиться надо. Будем менять постановку.
Стоя по колено в траве, Олег рубил осинник, а я поглядывал то и дело в теодолит, стараясь различить соседний репер.
Птицы смолкли. Лес застыл в немом ожидании. Нещадно палило солнце. Тишину нарушала только неуклюжая возня Олега. Деревца то и дело выскальзывали у него из рук. Приходилось снова и снова ловить их, пригибать к земле и рассекать каждый ствол в основании, иначе топор пружинно подпрыгивал, и деревце выскальзывало из рук.
Наконец «визира» была готова. Я «привязался» к реперу и перенес теодолит на новое место.
Оставшиеся репера левого берега отсняли гладко, без сучка, без задоринки. Дальше отдыхал Игорь, а Олег работал.
Сосредоточенность на измерениях не оставила места мыслям. Не заметил даже, как небо затянуло тучами, и стал накрапывать дождь. Только с третьей или четвертой капли, сбежавшей по потному лицу, понял, что дождь уже идет.
Дождь, казалось, сдерживал себя какое-то время, чтобы дать нам возможность довести дело до конца, и мы снимали поперечник за поперечником, работая, как говорится, на пределе, пока дождь не припустил не на шутку. По странице журнала от карандаша побежала вода. Графит скользил по бумаге, не оставляя следов.
– Все! Последний делать не будем! – крикнул я Олегу. – Карандаш не пишет! Собирай рейку!
– Может, пойдем пешком? – предложил с другого берега Игорь.
– Нет. Будем ждать!
Дождь успел промочить рубаху. Одетый под рубаху свитер тоже промок, особенно на плечах и спине.
Я посмотрел на Олега. Олег стоял в лесу, под деревьями.
– Собирай треногу.
– Зачем торопиться?
– Собирай. Я отнесу теодолит.
Футляр теодолита лежал на песке, у самой воды. Уложив в него инструмент, я огляделся по сторонам. Документы были в непромокаемой сумке, на суку, под ветвями сосны. Набирающий силу дождь покрыл реку канцелярскими кнопками.
Поблизости рос ветвистый кедр. Под деревом было сухо. Забираясь под него, я уже не чувствовал стекающих по периметру капель, потому что сам был сырой, как капля. И тут мне показалось, что это уже было, или во сне приснилось, а сейчас повторяется. Я вспомнил все, что будет дальше, и испугался.
61. Письмо
Крикунов цокнул языком.
– Все сорвались, все гудят, – сказал он, задумчиво ковыряясь спичкой в зубах. – Не один я «двинулся».
– Естественно.
– Сейчас тихо, но к вечеру повыползают.
– Приехал Тимофеев – может он успокоит?
– Вряд ли.
Полулежа на кровати, я читал письмо Виталия, найденное в бумагах Сергея. В комнату вошел Корочкин, пьяный и возбужденный.
– Я пил и пить буду! – заявил он с порога, как будто продолжал начатый с кем-то разговор. – Буду пить и все!.. Сегодня идем на работу, а на берегу ящик вина. Какая тут работа! Я им говорю, Корочкин будет пить! Мне выговор сделали. Ну, и что?
Он достал из кармана бутылку азербайджанского портвейна, поставил ее на стол:
– Выпьем!
– Я пас, – сказал Вовка. – Всё, всё.
– Как это, всё? – изумился Корочкин.
– Я пас.
– Открывай. – Корочкин протянул бутылку мне.
– Не хочу.
– Почему?
– Не хочу и все.
– А не хочешь, пошел на …
– Может покажешь дорогу?
– Извини. Это шутка.
– Он понимает, что ты шутишь, – сказал Крикунов.
– Как тебя зовут? – спросил Корочкин.
– Ты что, забыл?
– Разве всех упомнишь?
– А надо помнить.
Корочкин распечатал бутылку, выпил стакан вина, поставил бутылку под кровать и ушел.
– Все гудят, – сказал Вовчик.
– Угу, – согласился я и углубился в чтение.