Порнограф

Дал слово — держи. Мне повезло — после Нового года коллектив находился в таком состоянии, как мы с Ёханом Палычем, когда улетели в сугроб от затрещины его любезной благоверной. И поэтому мне не составило особого труда тиснуть рождественскую сказку-быль: «Йехуа, брат мой.». Потом наступили трезвые и привычные дни — у стен редакции снова забурлили активисты этого гринписнутого вконец общества охраны всего живого на земном шаре. С обвинениями в адрес репортера, мол, последний экземпляр Снежного человека был им (мной) нещадно одурманен алкогольным суррогатом неизвестного производства. И это вместо того, чтобы пригласить Йехуа с супругой в ресторацию, допустим, гостиницы «Урожай». Под видом чукчей и нанайцев — передовиков оленеводческого колхоза «Светлый Путь Ильича». Естественно, руководство обратило внимание на марш зевак под окнами редакции. Меня обвинили в том, что я в очередной раз показал всему миру неуважение к природе родного края. Я обиделся — и это вместо того, чтобы объявить мне благодарность. За мужество, проявленное при визуальном контакте с представителями из параллельного мира. Да, употребили, но самую малость. Для лучшего взаимопонимания, понимаешь.

Странно, эти доводы, равно как и обнаруженный мной в сумке кусок смердящей йехуанской шерсти, который я пихал под утонченные носы своих упрямых оппонентов, не дали никакого положительного результата. Меня вытурили взашей. Широко распахнув, кстати, окна — надышались бедняги в полное свое удовольствие, а каково было мне?.. Неблагодарная эта роль выступать в роли полноправного представителя всего цивилизованного человечества. Сначала современники обвиняют во всех смертных грехах, а после — памятник. Из тугоплавкой, блядь, стали. В назидание потомкам.

Что и говорить, желание приступить к новой жизни у меня было самое страстное. С понедельника. То есть с завтрашнего дня. А точнее, утра. Подъем — в шесть. Нет, в семь. Или в восемь. И трусцой вокруг дома. Опыт бега у меня имеется. Частенько приходилось давать стрекача из всевозможных экзотических местечек.

Однажды нас, репортеров из нескольких СМИ, десантировали в Центральную клиническую больницу № 1, чтобы мы донесли до как бы трудящихся и колхозных масс состояние Царя-батюшки. Отбор в «группу избранных» был почище, чем в отряд астронавтов, отправляющихся с глубокой разведкой на ипритный Меркурий. Разумеется, моя противоречивая фигура вообще не рассматривалась. Даже в кандидаты. Постоять у забора клиники.

— Господа, — торжественно известил главный редактор Щусев на производственном собрании коллектива. — Нам оказана огромная честь. И мы её должны оправдать. Предлагаю выдвинуть из наших недр, так сказать, самого достойного из достойнейших.

Не трудно догадаться, кто оказался самым достойным, чтобы лицезреть Государя после оздоровительных лечебных клизм и процедур. Коллектив смирился, а меня черт дернул подойти к Василию, личному шоферу нашего Главного. Мы обсудили сложное международное положение о все том же беспардонном передвижении НАТО на восток, потом как-то само собой случилось — я смахал в соседнюю палатку… Через час мы с водилой без проблем уговорились: ежели успешно проводим акцию, ящик водки — его. От всей моей души.

— Да, на хрена тебе все это, Ваня? — не понимал.

— Вася, одново живем, — отвечал, пытаясь объяснить причину своей производственной суеты: когда ещё возникнет шанс увидеть венценосца в натуральную величину, как Йехуа.

— Ты чего ругаешься? — не постигали меня. — У нас демократия-девка, но за Помазанника Божьего я т-т-тебе…

— Йехуа — это имя, Василий, — объяснился, отбирая гаечный ключ. — Ёхан Палыч… по-нашему.

— Ааа? Это твой д-д-друг?

— Д-д-друг! После тебя!

— Тогда в-в-выпьем за дружбу!

Уговор — дороже денег, это про нас. Так мы живем. Это наш, простите, менталитет. Дал слово — держи его пломбированными зубами, как гимнаст свою вращающуюся юлой жену под куполом цирка.

На следующее утро я напомнил шоферу об уговоре, и он взялся за голову — это безумие, Ваня? А что — мы уже не поём «песнь храбрым», Вася? Поём, вздохнул водитель и отправился к автомобилю, чтобы очистить багажник от канистр с бензином. Местечко для меня. Такой был план наших действий. Оригинальный, неправда ли? Что-что, а я сначала думаю, потом делаю, и только после всего скребу потылицу и недоумеваю:

— Ёхан Палыч, как же это получилось?

То есть, как яркий представитель своего народа, я люблю поучаствовать в нашей общей национальной потехе, которую мы все называем: «Русская рулетка», где главный принцип: авось, нелегкая, блядь, вывезет.