Порнограф

— Сорок четыре процента подтверждения, — сказал Командир, всматриваясь в осциолог — аппарат подтверждающий, что в глубине больной планеты ещё сохранена жизнь.

На краю поля оплавленной бетонной массой дыбилось бомбоубежище. Оно было полузатопленное жидкой серебряной фольгой, где плавали костяные остовы мутантов, похожие на заросли драндрофея.

— Пятьдесят два процента подтверждения, — сказал Командир и приказал взорвать бетонные глыбы.

Приказ был выполнен, и наш взвод протиснулся в галерею. Ее стены были пропитаны сладковатым дурманным запахом тлена. Скоро обнаружили гигантское бомбоубежище. Около сотни тысяч GLов сидело аккуратными рядами. Лица их были искажены в пароксизме блаженства — смерть к ним оказалась милосердной. От нашего движения — мумифицированные GLы начали осыпаться, превращаясь в холмики, посеребряные вечностью.

— Шестьдесят девять процентов подтверждения, — сказал Командир.

И мы продолжили наш путь, чтобы наткнутся на бронированную дверь. От разрядов фластеров бронь расплавилась и мягкой массой потекла вниз. Взвыл сигнал тревоги. Я полоснул зарядом по кабелям, и звук угас, и наступила тишина…

— Восемьдесят пять процентов подтверждения, — сказал Командир. Вперед! — И мы побежали по бетонированному туннелю. — Девяносто процентов, — крикнул Командир. — И где-то там, в мертвом пространстве, замелькали пугливые тени. — Девяносто пять процентов! — И я наконец увидел впереди хрупкую детскую фигуру, отсвечивающую серебристым светом. Я ускорил шаг. Это была маленькая GLя (девочка) и, когда она оглянулась, я узнал её глаза — это были мои глаза. — Сто процентов подтверждения! — торжествующе закричал Командир, а осциолог громко и простосердечно сигналил: фьюить-фьюить…

Открываю глаза: о, Господи — оказывается, дремал, утомленный ожидания будущих событий. Мой друг Сосо Мамиашвили говорит по мобильному телефончику. Я смотрю в окно — дождик все моросит серебром, в такой дождь хорошо собирать грибы, жаль, что я не люблю…

— Это тебя, Вано, — говорит товарищ странным нездоровым голосом, протягивая пластмассовый пенал, напичканный электроникой.

— А меня нет, — шучу. — Да, я, Лопухин? — И слышу голос дочери, я слышу её голос и пока не понимаю, что произошло, я ещё улыбаюсь, услышав её родной голос, я ещё улыбаюсь. Потому, что не понимаю, что случилось на самом деле. — Маленький, это ты? Как дела?

— Папа, я у тети Саши. Мы играм в «гейм-бой». Нам весело, ты слышишь?

— У какой тети Саши? — не узнаю свой голос. — У какой тети Саши? повторяю.

— Ну, па. У тети Александры. Она говорит, чтобы ты позвонил домой, а то мама будет волноваться. А мне Саша подарила «гейм-бой»… — Отвлеклась на голоса. — Я тебе ещё позвоню, па, — и короткие гудки отбоя.

Я сижу на корточках, в моих руках телефонная трубка. Я сижу и чувствую, как во мне кипит кровь, отравленная ненавистью, страхом и местью. И вспоминаю все свои странные сны-видения, где меня предупреждали о том, что хотят взять бесценную душу моей дочери. Запредельные и земные гниды нашли таки мое незащищенное местечко в душе; нашли, суки, и хотят этим воспользоваться.

— Вано?

Ничего-ничего, говорю я, все в порядке, все будет в порядке, брат.

— Что?

— Мария у тети Александры, — скалюсь и ощущаю, как лопаются пересохшие губы — запах крови напоминает океанский бриз.

— Это они зря сделали, брат.

— Да, — подтверждаю. — Но они это сделали. Вот в чем дело, кацо.

Да, они переступили невидимый рубеж, а, следовательно, поставили себя вне закона. Они не понимают, что тем самым подписали себе смертный приговор. Их никто и ничто не спасает. Винтовка с оптическим лазерным прицелом — самое действенное средство против ублюдков и выродков рода человеческого.

Почему они пошли на этот беспредел? Значит, им есть что терять. Что? Так, спокойно, Ваня, говорю я, надо успокоиться и выправлять положение. Чего бы тебе, родной мой, этого ни стоило. Выжги все чувства, они сейчас не нужны. Жизнь у тебя, Ваня, до этого звоночка была как игра. Теперь она закончилась — теперь начинается жизнь, в которой я не имею права на ошибку. Беспечный Ванька Лопухин уходит в тень дурноватого прошлого, в настоящем будет жить и действовать другой человек — другой.

Набираю номер на куске пластмасса и слышу тревожный голос бывшей жены Асоль. Я прощаю её, мать моего ребенка, за её крики и проклятья в мой адрес. Ты украл Машку, плачет, ты подлец и сволочь, я заявляю в милицию! Немедленно верни дочь, или я за себя не отвечаю!..

— Да, милая, — говорю. — Я верну Машку через час, или два. Потерпи.

— Что происходит, Ваня? — начинает что-то понимать.

— Ничего, все хорошо. Все будет хорошо.

— Где вы?

— Мы?… Мы в ЦПКиО. Машка на карусели. Знаешь, есть такие карусели, как блюдца. Двигаются в разных плоскостях. Ей очень нравится.