Я почувствовал зуд в руках — где мой друг «Nikon», сниму любую часть тела для жаждущей свинского скандала публики. Да, вот такой я, гадкий папарацци, в смысле порнограф! Осуждайте меня, господа, и вы будете совершенно правы, однако помните: нет безгрешных на этом голубом, тьфу, острове во вселенной, именуемым планетой Земля. Все грешны либо в мыслях, либо в действиях. Я признаюсь в своем грехе, значит, часть вины передаю Господу нашему.
Да, таким он меня создал, малоприятным для ханжей и лицемерно-сюсюкающих теток, мечтающих о французской любви в вышеупомянутой позе Трендэленбурга, но делающих оскорбленный вид при виде бананового члена в витрине овощного шопа.
Так что, граждане великой страны, ныне, повторюсь, нет запретных тем и поз. На мой взгляд, нужно лишь соблюдать необходимые гигиенические наставления, чтобы не вляпаться с головой в говно нашей великолепной и неожиданной действительности.
Надо ли говорить, что домой возвращался на эмоциональном подъеме. Греза о прекрасном острове в океане застила мне глаза и я не сразу заметил человека. В своей комнате. Я думал, что это игра теней и моего воображения, и побежал с чайником на кухню. Чтобы пить чай с тортом «Napоleon» и одноименным коньяком. Решил, так сказать, себя побаловать. Для оздоровительного тонуса всего ушибленного организма.
Когда воротился в комнату, держа кипящей чайник подальше от кота, то обнаружил, что тень приобрела характерные черты моего товарища Сосо Мамиашвили на продавленной тахте. Сидя на ней, князь с самым мрачным видом пожирал торт. И коньяк тоже, используя для этих целей алюминиевую кружку, доставшуюся мне от прадеда Клима, участника первой империалистической войны.
— О, Сосо! Ты? — обрадовался я. — Извини, а я думал игра теней!
— Игра блядей! — неожиданно рявкнул мой друг. И ударил кулаком по столу. Вернее, хотел хватить по столу, а влепился рукой в торт. Это обстоятельство окончательно вывело его из себя. Он завопил дурным голосом текст на малознакомом мне языке, где, правда, угадывались слова на буквы, которые отсутствовали на моей печатной машинке. И ещё там было слово «папарацци».
Я открыл рот от удивления: в чем дело, кацо, тортовых жиров обкушался? Или клопиный коньячок не приглянулся?
— Идиот! — гаркнул. — Ты кого снял, папарацци херов?! — И швырнул пачку снимков, выполненных на глянцевой цветной бумаге.
— Кого надо, того и снял, — огрызнулся я. — Что происходит, генацвале?
— А ты уж погляди, Ёхан Палыч, — попросил, сдерживаясь. — Сделай такую милость, вах-трах!
Я застеснялся, мол, чего там смотреть, имел таки удовольствие лицезреть, так сказать, в натуральном виде. Не прошли и сутки. Однако визитер с кружкой коньячного пойла был неприятно настойчив. Я вздохнул — ну и времечко, мало того, что заставляют заниматься черт знает чем, так ещё надо рассматривать результат собственной трудовой деятельности. Однако делать нечего, тем паче у меня возникло подозрение, что у Сосо за обшлагом пиджака кинжал из дамасской стали, не дай Бог, прирежет, как засрацкого цыпленка, и ничего ему не будет, потому что лицо кавказской, понимаешь, национальности.
Пожимая плечами, просмотрел снимки. И ничего нового для себя не обнаружил. Жопа — она и в бывшем номере Предсовнаркома это самое.
— Не понимаю, — признался. — Что, имеются претензии к художественному осмыслению объектов?
Мой товарищ задохнулся от возмущения: какое к такой-то матери ху-ху-художественное, блядь, осмысление? Отщелкни глаза до щек, сукин ты сын?
— А что такое, — заорал я, — можно спокойно объясниться, а не жрать мой, между прочим, торт и кружками заглатывать коньяк?
— Ах, прошу прощения, граф, за ваш еб… ный коньяк?!
— А вы, князь, прекратите изъясняться загадками и материться, как конюх!
— Да, пошел ты, граф!
— Сам туда иди, князь!
Неизвестно, чем бы закончилась наша горячая, как кипяток, перепалка, да дверь в комнату рыпнула. Оба мы вздернулись, точно ошпаренные. Кто это ещё посмел вторгнуться в частную собственность?!
— Вах, красавица, прошу к нашему столу, — расплылся в медовой улыбке Мамиашвили, хлебосольным жестом сбивая бутылку, которую я успел привычным движением поймать у пола.
— Привет, мальчики, — проговорила Александра. — А у вас весело. — Была в строгом костюме, но в узкой короткой юбке. — Нет ли тут моего чайника?
Чужую посудину я нашел под кактусом, и пока её искал, князь галантный, как тульский пряник на празднике города, начал обхаживать молоденькую и доверчивую «красавицу». Это мне не понравилось — появилось настойчивое желание огреть любвеобильного друга чайником. Чтобы он забыл все слова. На всех языках мира.
— У нас проблемы, — напомнил я ему.
— Вах, какие проблемы? — удивился донжуан с гор. — Какие могут быть проблемы в обществе такой очаровательницы, да, Сашенька?
— Нет, у нас проблемы, — повторял я, как какаду, сидящий на кипарисе острова, омываемого океанскими волнами. И, вручив чайник хозяйке, принялся с помощью живота буквально выдавливать её из комнаты.
Улыбнувшись, девушка пообещала заглянуть на огонек к мальчикам попозже, когда они решат все свои проблемы.