Вспоминаю дерзкие зеленые глаза Банни. Ее пухлые губы, зовущие меня по имени, будто в этом нет ничего страшного. Как я пожираю ее киску, будто это последняя моя еда. Эта дьяволица разрывает на части суть того, кем я являюсь.
Блядь.
Дюбуа прав.
Я теряю контроль.
— Черт возьми, хорошо. Позвони Нат. Я поговорю с ней. А пока хочу, чтобы ты нашел Корги. Каждого чертового Корги в Лондоне: неудачников, дилеров, бездомных панков.
Он в удивлении вздергивает брови, но не ставит под сомнение мою внезапную необходимость идти по новому «кроличьему следу».
— Когда найдешь их, принеси мне список. И фотографии.
Дюбуа встает, уже готовый приступить к заданию.
— А потом что, сэр?
— Узнаем, какой ублюдок сделал больно моей Банни, — говорю я без эмоций в голосе, — а затем убьем.
* * *
Толстяк в красном костюме машет проходящим мимо людям и благодарит их, когда они бросают монеты в его ведро. После того как они уходят, он вновь звонит в колокольчик. Я не понимаю. Он большой, вероятно, сытый, и просит у людей денег.
Почему мама не попросит денег у этих людей?
У меня выпирают кости, и я знаю, что это от голода. Нам нужны деньги больше, чем ему.
— Мама, — я тяну ее за куртку и показываю пальцем, — кто это?
Сегодня она не так больна. Она обещала мне особенный подарок, потому что сегодня Рождество. Я не понимаю, что такое Рождество, но хочу особенный подарок. Так что я все утро был хорошим мальчиком, пока она работала.
Она опускается на колени рядом со мной и теперь стоит на холодной земле. Мама не носит много одежды, и я удивлен, что она не мерзнет так же, как и я.
— Это… — говорит она со смехом, который напоминает мне колокольчик, в который звонит толстяк, — Санта Клаус.
Я нахмуриваюсь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Ее голубые глаза такие же красивые, как сегодняшнее небо. Когда мама не болеет, она веселая и хорошая. Я люблю ее все время, но эти моменты лучшие.
— Кто такой Санта Клаус?
Ее улыбка исчезает, как будто она вдруг вспоминает что-то, и слезы катятся по ее щекам, оставляя черные полосы на своем пути.
— Он никто, Бракси. Просто гребаный толстый ублюдок.
Я смотрю на старика, который улыбается мне. Я ненавижу, как счастливо он выглядит. По какой-то причине мама его ненавидит. И я тоже.
— Пойдем, малыш. В приюте сказали, что они проводят рождественский обед в три часа. Мы опоздаем, если не поторопимся.
Следуя за ней, я стараюсь не смотреть на этого человека. Но не могу отвести взгляд.
— Хо-хо-хо! — кричит он мне, размахивая огромной конфетой, чтобы подразнить меня. — Что ты хочешь на Рождество, малыш?
Это выводит меня из себя. И когда он смотрит на маму тем взглядом, которым на нее смотрят все мужчины, я не могу сдержаться. Оторвавшись от нее, я бегу назад так быстро, как могут мои восьмилетние ноги, и бью старика прямо в его пи-пи.
— Ненавижу тебя! — кричу я ему. Не хочу плакать, хочу быть храбрым для мамы, но я так зол на глупого толстяка.