Порочная королева. Роман о Екатерине Говард

«Вы будете достойны этой чести», – написала та, потом от всего сердца пожелала, чтобы Екатерина не забывала о той любви, которую она, Джоан, всегда испытывала к ней, а дальше принялась рассказывать, как перемена фортуны привела ее в жалкое состояние и что теперь она ведет самое ничтожное существование. Невозможно в письме выразить все ее печали, и исцеления им нет, если только Екатерина по доброте своей не найдет какой-нибудь способ переправить ее в Лондон, чего сама Джоан сделать не в состоянии.

Но если Вы напишете моему мужу и распорядитесь, чтобы он привез меня, думаю, он не посмеет ослушаться. Если это можно организовать, я хотела бы быть при Вас до того, как Вы сподобитесь высокой чести. А тем временем, умоляю, приберегите место для меня при Вашем дворе, какое Вам покажется подходящим, так как чем ближе я окажусь к Вам, тем счастливее буду. Я бы написала больше, но не смею отважиться на такую дерзость, учитывая великую честь, которая вскоре Вам выпадет. Но, вспоминая, как Вы всегда были честны, я почувствовала в себе решимость написать это. Молю Вас не забыть о моей просьбе, потому что, если Вы не поможете мне, у меня не останется никакой радости в этом мире. Прошу Вас, если можете, ответьте мне что-нибудь, чем успокоится мой разум; ведь я знаю, что королева Британии не забудет своего верного секретаря, и рассчитываю на Вашу милость.

Ваша покорная слуга, чистосердечная Джоан Балмер.

Сердце Екатерина застучало. Это была угроза, не меньше. Колкое напоминание о ее прошлом, обернутое в самые льстивые слова, этот едкий намек на ее «честность» – экивок в сторону утраченной добродетели и называние себя «секретарем». Время от времени Джоан действительно была чем-то вроде секретаря при ней: она не только иногда писала за нее письма, но и знала ее секреты. Слова бывшей компаньонки были нагружены смыслом. «Я бы написала вам больше, но не смею отважиться на такую дерзость», – что это, как не угроза, напоминание, что ей известно о «шалостях» Екатерины с Фрэнсисом и Гарри? Категоричный, диктаторский тон ее требований и многозначительная подпись были совсем не похожи на манеру, в которой проситель должен обращаться к лицу высшего ранга. И все это выражено в самых дружественных и лестных фразах, так умно составленных, что никто другой, читая это послание, не догадался бы о его скрытом подтексте.

Она долго не отрывала глаз от письма. Послужит ли исполнение просьбы Джоан платой за ее молчание? И не захочет ли она большего? Не станет ли держать свои завуалированные угрозы дамокловым мечом над головой госпожи? Екатерина не смела и помыслить о том, что эта женщина окажется при ее дворе, особенно после такого. Джоан будет постоянным напоминанием о прошлом, которое Екатерина пыталась забыть. Но был ли у нее выбор?

Да, был! Она не позволит, чтобы ее запугивали.

Екатерина взяла перо и чернила и удалилась в свою комнату, где написала короткую записку Джоан, поблагодарив ее за доброе письмо и сообщив, что король уже назначил придворных (неправда), но, если в будущем появится место, она пошлет за ней. Это удовлетворит Джоан или, по крайней мере, обеспечит ее молчание! Твердо решив никогда не посылать за мистресс Балмер, Кэтрин запечатала свое послание.

Сделать предстояло много. Дядя Норфолк заказал новые платья, которые могли бы составить гардероб королевы, но герцогиня настояла, что этого мало. Ювелир миледи часто посещал Ламбет и приносил свои товары поднос за подносом. Когда Кэтрин заколебалась, узнав стоимость некоторых украшений, бабушка улыбнулась ей:

– Думай об этом как о вложении средств, моя дорогая, в ожидании грядущих выгод.

Екатерина надеялась, что король проявит щедрость к ее родным, которые очень на это рассчитывали.

Много часов она провела, сидя в тенистом саду и вышивая сорочки и чепцы. Юные камеристки собирались вокруг, предлагали помощь и все до одной теперь хотели с ней подружиться. Разумеется, они надеялись получить место при дворе. Изабель и Маргарет приехали навестить ее и приложили руки к бесконечному шитью. А июль тем временем неуклонно шел к концу.