Порочная красота, или Сорви с меня мою маску (Укрощение строптивой, или Роковая ночь, изменившая жизнь)

— Да, ей-богу, я про вашу тачку ничего не знаю. Сначала думал, что это ваш попутчик решил над вами пошутить и укатил на ней, кинув вас в лесу, но вы говорили, что труп видели… Только, странное дело, мои пацаны на место происшествия на следующий день съездили, а там даже следов крови нет.

— Врешь ты все!

— Может, тачку кто-то из местных угнал?

— Ладно, если не хочешь колоться, не колись, тебе же хуже. И передай тому скоту, который напугал меня в твоем клубе, что у меня и для него найдется шприц, несмотря на то что он один раз спас мне жизнь.

— Валя, я не понимаю, о чем ты?!

— Ах, он не понимает, прямо сама невинность!

— Слушай, время дорого, скоро бандюги придут в себя. В любой момент может еще кто-нибудь нагрянуть. Делай свое дело, и сваливаем отсюда, — поторопил меня Валентин.

— Хорошо. — Я взяла Грача за подбородок. — А теперь скажи, сукин сын, зачем ты убил мою подругу?

— Я ее не убивал.

— Что?

— Я ее не убивал! — заорал Грач.

— А кто же ее тогда убил?

— Я не знаю.

— Ах ты сволочь! — закричала я. — Если надеешься, что твое вранье поможет тебе избежать уготованной участи, то ты глубоко заблуждаешься! Тебе уже ничего не поможет! — Я повернулась к Валентину, вытерла слезы, которые просто застилали мне глаза, и попросила:

— Подержи его руку.

Валентин подошел и зажал руку Грача так, что на ней выступила мощная вена.

— А вены у тебя неплохие. Сейчас я введу тебе СПИД.

— Что?! — Лицо Грача вытянулось, он задергался, словно в конвульсиях.

— Что слышал! Расслабься и получай удовольствие.

— Да ты сумасшедшая! — взвизгнул Грач. — Валек, угомони эту дуру! Она же больная! Ее в психушку надо! Умоляю тебя!

Валентин повернулся ко мне.

— Хватит базарить. Пора сваливать! Давай, начинай!

Я набрала в шприц препарат и ввела в вену. Грач заорал и стал дергаться. Когда зараза потекла по его жилам, он громко зарыдал, совсем как маленький ребенок. Я вытащила второй препарат и пристально посмотрела Грачу в глаза. Он уже не плакал, нет. Он смотрел на меня как затравленный кролик, жалобно стонал и трясся. Я снова ввела препарат и улыбнулась:

— А хочешь, я тебе спою? Тебе же нравится, как я пою.

— Спой, — произнес Грач.

Я запела грустную песню о ненависти и любви, предательстве и разлуке. Со стороны это было похоже на сценку из сумасшедшего дома. Грач перестал дергаться, он впал в ступор, глаза его остекленели.

Валентин смотрел на меня с ужасом. Я убрала пробирки и инструменты в сумку.

— Все, дорогой, это конец! Скоро ты будешь там же, где Златка. Первые симптомы — это плохое самочувствие и увеличение лимфоузлов. Теперь ты их будешь щупать каждый день, пока не сдохнешь, так же, как и твой брат. Только у тебя этот процесс пройдет намного быстрее.

Грач тяжело дышал, ловя воздух ртом.

— Ты знаешь, я нормально относился к Златке, поверь. Она была хорошая женщина.

— Ну и как ей это помогло в жизни?

— Я любил ее по-своему, — твердил свое Грач.

— Тогда зачем убил?

— Я не убивал. Меня самого потрясла ее смерть. Я держал ее в заложницах, чтобы ты нашла сейф.

— И ты говоришь о любви? Наверное, от очень сильных чувств ты и посадил ее на иглу, сволочь? И у тебя совести хватает еще об этом говорить! Сдохни, тварь! Ненавижу тебя, не-на-ви-жу! — Я подошла к двери, взялась за ручку и бросила Валентину: — Я готова. Больше мне здесь нечего делать.

Валентин положил мне руку на плечо.

— Я найду тебя, сука! — заорал Грач. — Я переверну весь город и найду тебя, гадина! Подумай только, какую смерть я тебе уготовлю! Заживо зарою!

— Думаю, что тебе просто некогда будет этим заниматься. Озаботься делами земными, приведи их в порядок, подумай о душе — смерть не за горами, и страшная смерть…

Валентин почти силой вытащил меня за дверь, и мы бросились к машине. Я уселась на сиденье и зарыдала. Нервы не выдержали.

— Ты страшная женщина, — задумчиво произнес Валентин. — Я не думал, что ты такая.

— Любая женщина страшна, если она горит местью, — заявила я и, вытащив носовой платочек, промокнула глаза.

Глава 15

Вот уже пару дней мы жили в маленькой квартирке на окраине Москвы. В центре мне показываться было нельзя, поэтому я безвылазно сидела дома. Валентин пару раз уезжал решать кое-какие вопросы, закрывая меня при этом на ключ. Моим обещаниям сидеть дома он не верил, правда, я и сама не могла дать гарантии того, что буду паинькой. Разделавшись с Грачом, я испытывала поистине райское наслаждение и считала дни, представляя, как прогрессирует эта адская болезнь. Мысли о Златке я старалась гнать прочь. Но при упоминании ее имени меня начинало трясти, глаза увлажнялись, и я совершенно не могла держать себя в руках. Эта глубокая рана навсегда останется в моем сердце, и я прекрасно понимала, что мне нужно научиться с этим жить. Это очень тяжело, и к этому сложно привыкнуть.