Порочная луна

У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на него снизу вверх, одновременно напуганная и возбужденная. Его татуированные предплечья обхватывают мою голову, его медово-коричневая кожа блестит от влаги после душа, отчего его чернила выделяются еще больше. Тяжесть его тела, прижатого к моим бедрам, посылает поток тепла, устремляющийся к моей сердцевине, мое сердце бьется быстрее.

— Или что? — спрашиваю я с придыханием, с вызовом выгибая бровь. — Ты уже держишь меня в клетке.

Я двигаю бедрами, целенаправленно потираясь о его промежность, и он отшатывается, как от пощечины, спрыгивает с койки и, спотыкаясь, поднимается на ноги.

Он смеривает меня холодным взглядом, огонь, который раньше горел в его глазах, теперь полностью погас. Облизывая губы, он понижает голос до опасно низкого децибела.

— Или пол в этой камере будет испачкан таким же красным, как и в другой, и мальчикам придется хоронить еще одно тело.

Моя кровь превращается в лед в моих венах, мое собственное пламя гаснет в одно мгновение.

Томми мертв. Я уже знала, что это так, но подтверждение, услышанное вслух, ужасает.

Прежде чем я успеваю отреагировать, Кэм разворачивается и уходит из камеры, хватая одежду и полотенце со стула и отступая в дверной проем, чтобы швырнуть их в меня. Я отбиваю их в воздухе, прежде чем они успевают ударить меня по лицу, и вскакиваю, когда он захлопывает дверь камеры и поворачивает ключ в замке.

— Ты гребаный убийца! — кричу я, бросаясь к нему.

Несмотря на то, что я все еще голая, он больше не удостаивает меня взглядом. Он просто разворачивается и уходит, направляясь к лестнице и начиная свой подъем.

Я хватаюсь за прутья, трясу их так сильно, как только могу, борясь со слезами, наворачивающимися на глаза.

— Выпусти меня! — я пронзительно кричу, случайная слеза вырывается и скатывается по моей щеке.

Свет над головой гаснет, и дверь наверху лестницы захлопывается.

9

— Похоже, внизу все идет хорошо, — комментирует папа, когда я выхожу из подвала и закрываю за собой дверь, чтобы заглушить сердитые крики Луны.

Я бросаю на него уничтожающий взгляд, и он кивком головы подзывает меня, побуждая следовать за ним через кухню открытой планировки и гостиную в задней части дома и через стеклянные французские двери во внутренний дворик.

До того, как это место превратили в конспиративную квартиру Гильдии, оно, очевидно, использовалось как загородный дом какого-нибудь богатого ублюдка. Задний дворик предназначен для развлечений и располагает открытой кухней, просторными креслами и местом для камина, окруженным декоративной каменной брусчаткой. Мы с папой опускаемся на пару тяжелых деревянных адирондакских стульев, стоящих вокруг камина, и я со вздохом откидываюсь на спинку, запуская пальцы в свои густые вьющиеся волосы.

— Уже выяснил что-нибудь полезное? — спрашивает он, выгибая бровь в мою сторону.

Я быстро качаю головой.

— Все еще работаю над этим, — бормочу я. — Еще даже не приступили к самому допросу.

— Она затеяла драку?

— Как будто ты не знаешь.

Я продолжаю расчесывать пальцами волосы, когда поворачиваюсь, чтобы взглянуть через окна на заднюю часть дома, и это зудящее, тревожное чувство снова охватывает меня. Несколько солдат занимают диваны в гостиной, откинутые назад, как будто им на все наплевать. Должно быть, мило.

— Хм, — задумчиво произносит папа, спокойно размышляя. — Будь начеку с этой. Она не просто так стала важной мишенью, сынок. Тебе не следует недооценивать ее.

Я фыркаю от смеха. Разве я этого не знаю.

Я не уверен, чего я ожидал, когда попросил взять контроль над нашей пленницей, но теперь, когда я провел рядом с ней некоторое время, я переосмысливаю, как мне следует подойти к этому. Изначально я думал, что просто вытрясу из нее какую-нибудь информацию, пустыми угрозами, но насилие не отпугивает маленького зверька. Оно возбуждает ее. Когда она попыталась убежать, а я силой удержал ее, я почувствовал, как участился ее пульс, и услышал, как сбилось ее дыхание. Сознательно или нет, ее тело отреагировало так, словно это привело ее в восторг.

Может быть, у нее приступ страха. Но если это так, то и у меня, должно быть, тоже — потому что от всего этого взаимодействия мой член затвердел еще до того, как она сняла одежду.