Порочная невеста

Теперь картина предстала полной и все недостающие детали встали на свои места. Мать Кэтрин, Ребекка Лерой, тоже, скорее всего, пострадала от ее рук. Молодая женщина не должна была рожать новых наследников, пришлось бы делить наследство, а обожаемый сын, ради которого пришлось пойти на детоубийство, остался бы обделенным. Поэтому миссис Банч долго травила Ребекку, подсыпая в пищу яд небольшими дозами, чтобы не было подозрений. Ведь смерть второй жены от несчастного случая могла вызвать ненужные пересуды. Такая же участь грозит и юной Кэтрин, если мерзавка уже не начала давать ребенку яд. В чем я сейчас уже не сомневалась.

– До сих пор не могу поверить! Такая приветливая дама, глаза так и светятся добротой. Первый раз я так обманулась в человеке.

Страшно подумать, а ведь, возможно, Бруно был в курсе действий этой страшной женщины. Интересно, знает ли он, кто его настоящая мать?

Шатающейся походкой я побрела прочь из спальни. Колберт, дежуривший в гостиной, встретил меня потерянным взглядом. Я сама была похожа на привидение: бледное лицо, окровавленное платье, но сейчас у меня не было времени и сил переодеваться.

– Мадам, есть новости? – Дворецкий вскочил на ноги и затравленно вглядывался в мое лицо, страшась услышать неутешительный ответ.

– Все будет хорошо, – прошептала я сухими потрескавшимися губами. – Ты мне нужен, есть одно дело, которое не терпит отлагательства.

– Как скажете, – кивнул Колберт. – Сию минуту исполню.

– Бери лопату, и пойдем в сад, – проговорила я.

Мажордом посмотрел на меня как на сумасшедшую, но у него хватило выдержки не задавать никаких вопросов. Он сходил за инструментом и последовал вслед за мной в парк. Я даже не плутала, прямо шла к нужному месту. Видимая только мне Агата Лерой вела нас сквозь заросли сада и остановилась перед кустом красных роз.

– Копай тут, – прошептала я.

– Помилуйте, миледи, такие цветы красивые! – взмолился Колберт.

– Прошу тебя. Исполняй приказ. – Руки немели, сердце бешено рвалось из груди, отдаваясь стуком в ушах.

Мажордом пожал плечами и принялся ломать ветки, а затем стал копать. Через некоторое время железо ударилось о камни. Колберт отбросил лопату и стал убирать булыжники в сторону. Я подошла ближе и поставила рядом фонарь, свет от которого осветил прогнивший синий платок с желтыми цветами.

– Что это?

Я отвернулась, когда покрытая морщинами рука Колберта стала разворачивать сверток.

– Боже правый!

Дрожащим голосом я попросила дворецкого отправиться в полицию, в общих чертах рассказав, какое преступление совершила миссис Банч двадцать пять лет назад, и возможно, до сих пор творит злодеяния. Меня не волновало, что придется дать показания и рассказать о своем даре, чтобы выступить свидетелем. Если на моем запястье появится клеймо, значит, так тому и быть. Мужчина поднял сверток и нетвердой походкой пошел в дом.

– Мой мальчик!

Впервые на лице призрака появилось подобие улыбки.

– Захороните его вместе со мной, я так хочу покоя!

– Да, мы сделаем это, – пообещала я. – Скажи, Бруно знал, что миссис Банч его мать?

Вместо ответа женщина прикоснулась к моей руке и заглянула прямо в глаза.

– Поспеши, осталось совсем немного времени, чтобы попрощаться. – Ее слова вихрем ворвались в мою голову и заставили на мгновение оглохнуть.

– Нет, я не хочу терять Чейза! – От отчаянья я сжала ладони так, что ногти вонзились в кожу. Призрак исчез, оставив меня одну, и я бросилась к умирающему мужу.

Чейз метался в постели, сгорая в лихорадке. Жар сейчас мучил его, а раньше огонь был спасением. Мысль о том, что если бы он не запечатал демона внутри себя ради меня, то был бы сейчас практически здоров, не давала покоя. Я лихорадочно сбросила с него одеяло и дрожащими руками принялась срывать бинты, закрывающие раненую грудь. Под ними нашла уже знакомую пентаграмму – голубой узор, выжженный на коже. Метнулась к секретеру, чтобы достать нож для бумаг. Лезвие небольшое, зато острое, как раз то, что мне сейчас нужно. Схватив нож, я несколько мгновений повертела его в руках, обдумывая свой предстоящий поступок, а затем, вернувшись к постели, полоснула острием клинка по пентаграмме, разрывая круг. И без того мокрые бинты вновь обагрились кровью, а я продолжала соскребать голубой узор.

– Чейз, очнись! – умоляла я, нависнув над его телом и стараясь разглядеть в лице хоть какие-то признаки жизни, но он оставался все таким же безучастным. Клинок упал на пол, жалобно звякнув. Рана, больше не сдерживаемая тугой повязкой, вновь закровоточила. Все бесполезно, ничего не выходит.

Неожиданно краем глаза я уловила еле заметное движение. Веки Чейза дрогнули и через секунду открылись. Красные глаза зажглись, словно два уголька, они способны были прожечь насквозь. Я отпрянула, но, запутавшись в пышных шифоновых юбках, упала на колени, не добравшись до двери.

– Фабиана, ты очень умная девочка, – вкрадчиво произнес Чейз.