Порочное искушение

— Я… — Мой член настолько чувствителен, что ее прикосновения находятся на грани боли, но в то же время я хочу, чтобы она продолжала гладить меня вечно. — Так хорошо… Я…

Белла роняет руку, и я вслепую нащупываю полотенце на вешалке у стены, чтобы вытереть мою сперму с ее живота. Она начинает забирать его у меня, но я качаю головой.

— Я хотел сделать это для тебя прошлой ночью, — говорю я ей, сумев вернуть часть своего самообладания. Другой рукой я заправляю свой размякший член обратно в шорты и тянусь к ней, чтобы вытереть и ее. — Тогда я не мог к тебе прикоснуться. Но сейчас…

Белла смотрит на меня, ее губы зажаты между зубами. На мгновение мне кажется, что она собирается что-то сказать, но она просто кивает, позволяя мне помочь ей вытереться.

— Я все равно собираюсь принять душ, — говорит она с легким смешком. — Я должна… должна, наверное, пойти и сделать это.

Она смотрит на меня огромными глазами, ее губы все еще приоткрыты, ощущение того, что она только что сделала со мной, пульсирует в моем теле, и я хочу притянуть ее к себе и поцеловать снова. Я хочу никогда не переставать прикасаться к ней. Но я вижу, как что-то замирает на ее лице, и понимаю, что на сегодня мы зашли достаточно далеко.

С усилием я делаю шаг назад.

— Увидимся наверху, — говорю я ей, и она кивает, отталкиваясь от стены. Она смотрит на меня еще одно долгое мгновение, а затем поворачивается и немного неуверенно идет к двери.

Все мои силы уходят на то, чтобы не пойти за ней. Не пойти за ней наверх и в душ. Никогда, никогда больше не выпускать ее из виду. Но я знаю, что лучше не давать ей ожиданий, которые я не могу реализовать. Мы ясно дали понять друг другу, что это такое. Я переступил через все остальные границы, которые пытался провести между нами, но на этой я должен стоять твердо. Поэтому я смотрю, как она уходит, думая о том, когда в следующий раз она позволит мне прикоснуться к себе.

Это скользкая дорожка.

И я уже падаю.

23

БЕЛЛА

Я все еще дрожу, когда встаю под душ. Мелкая дрожь пробирает меня изнутри. У меня дрожат руки, когда я включаю воду, а кожа все еще покрывается колючками, словно я чувствую его пальцы, проходящие по мне даже сейчас. Даже дыхание сбилось, когда я шагнула под горячие брызги и попыталась успокоиться.

Все это время я и не подозревала, что именно это меня ждет. Я так боялась, что отшатнусь при первом же прикосновении, рассыплюсь при поцелуе, но Габриэль сделал все так, что я почувствовала себя легко. Естественно. Как будто не нужно было ничего бояться, когда он целовал меня, прикасался ко мне.

Я знаю, почему. Он не торопился, двигался в заданном мной темпе, не давил, пока не понял, что может, а потом лишь слегка надавил. Я думала, что впаду в панику от ощущения, как он задирает лифчик и всасывает мою грудь в рот, но в тот момент я думала только о том, как сильно я этого хочу… как сильно я хочу его рот везде.

И до сих пор хочу. И все, о чем я могу думать, раздеваясь и заходя под горячую воду, это о следующем разе и о том, что еще мы можем сделать.

Когда я выхожу из воды, я все еще вижу отпечаток рта Габриэля на моем соске — красный след, оставшийся от всасывания и царапанья его зубов. Я легонько прикасаюсь к нему, и при виде его во мне вспыхивает теплое желание. Это не пугает меня. Я чувствую, что я его, что он как-то пометил меня, и это тоже не пугает меня, как я могла бы подумать.

Я одеваюсь, оставляя мокрые волосы распущенными, и иду поднимать Сесилию и Дэнни. У меня такое чувство, что Габриэля уже не будет, когда мы спустимся по лестнице, он и так опаздывает из-за того, что мы только что сделали, и я изо всех сил подавляю разочарование. Если уж на то пошло, говорю я себе, то немного пространства не помешает. Мы с Габриэлем просто друзья, потому что он тот, кому я могу доверять, и он ясно дал понять, что не может дать мне больше ничего. Но я не настолько наивна, чтобы думать, что что-то настолько интенсивное, настолько эмоциональное происходит без чувств. Мне нужно уметь обрабатывать эти чувства, иначе я потеряю контроль над ситуацией. А контроль, это то, что вообще делает ее возможной.

Я собираю детей, одеваю их и веду вниз по лестнице, только чтобы остановиться в фойе при виде Габриэля, который одет для работы в костюм, застегнутый на все пуговицы и кучи пакетов возле двери. Он выпрямляется, на его лице появляется широкая улыбка, и я с трудом сопоставляю эту его ухоженную, собранную версию с тем мужчиной, который вздрагивал надо мной менее часа назад, с растрепанными волосами и открытым ртом, разрывающимся от моего прикосновения. От этого контраста меня обдает жаром, и по тому, как темнеют его глаза, когда он смотрит на меня, я понимаю, что он думает о чем-то подобном.

Я тяжело сглатываю.

— Что это?

Габриэль хихикает.

— А ты как думаешь? Похоже, твое оборудование для камеры прибыло.

Мое сердце подскакивает, и я задыхаюсь, забыв обо всех остальных мыслях, когда бегу к коробкам.

— О… Боже, ты прав, — вздыхаю я, и Габриэль смеется.