Пока София занята, я улучаю время, чтобы побродить в одиночестве, захожу в мужской туалет со стаканом в руке и медленно возвращаюсь, не спеша присоединиться к вечеринке. Но на обратном пути я заворачиваю за угол и оказываюсь лицом к лицу с Доном Росси, у которого на лице более мрачное выражение, чем я когда-либо видел, когда смотрел на меня.
— Лука. — Его голос холодный и жесткий, заставляя меня немного вздрогнуть вопреки себе. Я уже слышал, как он говорил таким тоном раньше, и то, что обычно следует за этим, это не то, чего я бы когда-либо хотел, чтобы направляли в мою сторону. — Нам нужно поговорить.
— Ну, это предложение, которое ни один мужчина никогда не захочет услышать, особенно на своей свадьбе. — Я ухмыляюсь, надеясь разрядить обстановку, но Росси даже не моргает.
— Где-нибудь наедине.
— Ну, я только что вышел из мужского туалета. — Я пытаюсь еще раз, но, в любом случае, выражение его лица только мрачнеет еще больше.
— Это не шутка, Лука. Пойдем, сейчас же.
В итоге мы стоим в дальнем углу вестибюля отеля, далеко от того места, где проходящие мимо гости или любопытные уши могли что-нибудь подслушать, и особенно далеко от стойки регистрации. Я хмурюсь, с любопытством глядя на него.
— Что происходит? Братва? — Мы не только не скрывали свадьбу и вечеринку, но и сделали все возможное, чтобы транслировать это. Мы хотели, чтобы каждый член Братвы от Манхэттена до Джерси и Балтимора знал, что София Ферретти вышла замуж и больше не была фигурой в игре.
— Нет, — коротко отвечает Росси. — Что-то гораздо более близкое.
— Я выпил слишком много скотча, чтобы ты мог говорить загадками, — говорю я категорично, в меня закрадывается немного раздражения. — В чем дело?
— Тебе не мешало бы следить за своим тоном со мной, сынок. — Голос Росси холоднее, чем я когда-либо слышал, когда мы разговаривали, даже в тех редких случаях, когда он был недоволен мной. — Ты знаешь, что я делаю с мужчинами, которые мне лгут?
При этих словах мое тело становится холодным, как могила. Черт. Я не знаю, как он мог узнать правду или почему он начал копать, но я точно знаю, что будет дальше. И что еще хуже, у меня нет оправданий. Никаких оправданий, кроме того факта, что я без ума от этой девушки, что он сочтет слабостью. И если Росси подумает, что София делает меня слабым, он увидит в ней еще большую помеху. То, что мы женаты, не означает, что с ней никогда не случится несчастного случая, и если Росси решит, что моя лояльность поставлена под угрозу, он не будет колебаться.
Вот почему я не могу любить. Почему я не могу сблизиться с кем-то настолько, чтобы это отвлекало меня. Почему каждую женщину, с которой я когда-либо ложился в постель, тут же вышвыривали обратно. Любовь — это слабость. А слабость здесь недопустима.
— Ты сказал мне, что София не девственница. Что на утро нет необходимости в свидетелях, потому что она не оставит пятен. И теперь, Лука, я узнаю, что ты солгал мне.
Я не утруждаю себя вопросом, откуда он знает. Если бы мне пришлось догадываться, он каким-то образом загнал Софию в угол и обманом заставил ее признаться, что она девственница. Мне следовало сказать ей, что я солгал ради нее, но по моему опыту, чем больше людей знают о лжи, тем хуже тебе. И все же вот я здесь, в худшем положении.
Все, что я могу сейчас сделать, это попытаться спасти ситуацию.
— Я не знаю, почему ты пытаешься отказаться от того, чтобы лечь в постель со своей женой, — с отвращением говорит Росси. — Бог свидетель, она достаточно красива, молода и невинна, этого должно быть достаточно для любого мужчины. Может быть, она каким-то образом обманом заставила тебя согласиться не прикасаться к ней, не говори мне, сделала ли она это, — добавляет он. — Я уважаю тебя, Лука, и я не хочу, чтобы у меня были еще какие-либо причины чувствовать себя иначе. Но какой бы ни была причина, это не имеет значения.
— Мне не нравится идея принуждать женщину, — тихо говорю я.
— Человек с моралью. — Росси качает головой. — Я никогда не отрицал, что у каждого человека должен быть свой кодекс, но сейчас не время, Лука. Не может быть никаких сомнений в законности этого брака. Я уже говорил тебе об этом. Так что мне все равно, что тебе придется сделать, чтобы засунуть в нее свой член, но этой девушке лучше стать законной женой к завтрашнему утру. Мы осмотрим кровать для новобрачных, как это принято. — Он делает паузу, и от выражения его глаз у меня по спине снова пробегает холодок.
— На этот раз я буду с тобой мягче, сынок, — говорит Росси бесстрастным и жестким голосом. — Ты всегда был верным и честным, и ты усердно работал для меня на протяжении многих лет. Я не мог бы просить большего от сына Марко Романо. Но если ты солжешь мне снова… — Он качает головой, и я знаю, что что бы он ни сказал дальше, это будет абсолютная правда. — Ты умрешь. И ты будешь умирать медленно. Я не терплю лжи, особенно от тех, кто может унаследовать все, что я построил.