Порочное влечение (СИ)

Понимая, что уже ничего не сделаю, я закусила кулак и, глотая слезы, терпела его уверенные и сильные толчки. У меня не было сил расслабиться, так что можно только представить какой узкой я была внутри. Спустя несколько минут он мощно кончил в меня и прорычал:

— Да… Мышка… Хотя… можешь устраивать такие фокусы каждый день… Мне чертовски нравится твоя упругая задница.

Затем спокойно, словно ничего и не произошло, отстранился и я услышала, как он застегивает свою ширинку.

Сил думать, устраивать разбор ситуации, анализировать свое и его поведения не было. Я чувствовала себя высосанной до дна, опустошенной, отреченной от ситуации и внешнего мира… Когда он обошел стол и я краем глаза увидела его брюки, Роберт монотонно отдал приказ:

— Вставай. Тебе еще нужно выпить таблетку, — ноги были ватные, голова кружилась и тянуло в сон, мысль о том, что нужно опереться руками и поднять свою тушку казалась нереальной, но я не умела отступать и показывать слабость. Посему резко уперлась руками и оттолкнула себя от стола. Удержать равновесие не удалось и последнее, что я помню, как Роберт, непонятно каким образом оказавшись около меня, подхватывает на руки и куда-то несет.

Часть 6

Роберт. Три года назад…

— Сученок… — рыжая бестия наклонилась надо мной, а ее яркие кудри развевались от легкого подвального сквозняка, играя в лучах лампы темными тенями на моем лице — это было первое, что я увидел после пробуждения. Тело ныло, а живот я вообще не чувствовал. — Напугал нас, урод. Думали, уже придется закапывать труп в посадке.

Виола когда-то была любовницей отца. Она работала в престижной Московской клинике хирургом и познакомилась с ним во время одного социального мероприятия, где тот вручал ключи от больницы, которую построил на деньги «ZoMalia Industries». Она резко отличалась от других его пассий: худая, но совершенно не модель; симпатичная, но по-своему, а не по голливудским стандартам; умная, острая на язык, не терпящая лжи и никогда не лгущая. Все это можно было прочитать на ее лице: уставшие, немного осунувшиеся глаза были такими не из-за непосильной работы (после того, как она бросила папу, он закрыл клинику и навсегда отрезал ей пути к построению достойной карьеры), а скорее от общей усталости от всего мира; тонкие губы вечно были сложены в узкую линию и никогда не улыбались; острые скулы делали ее похожей на дистрофика, но не убавляли ее женской, взрослой привлекательности.

Когда она только начала путаться с моим отцом, я все никак не мог понять причины. Она — врач с практикой в США, пятью защищенными диссертациями, с великой целью вылечить весь мир и погруженная в работу с ночи до утра. Мой отец — не пропустивший ни одной юбки ловелас; хозяин самой крупной в стране корпорации, озабоченный только заседаниями на советах директоров, курсом валют и возможными бизнес потерями. Первое время ребенок во мне ненавидел их лютой ненавистью, так как было понятно, что ничего, кроме любви, их свести не могло, но затем я даже прикипел к этой женщине и проникся к ней симпатией.

Первым не выдержал серьезных отношений папа и изменил Виоле с секретаршей. Не знаю как, но она узнала и просто ушла, а от отца так просто еще никто не уходил. Он не стал унижаться и просить ее вернуться, хотя очень страдал, он просто испоганил ее жизнь, вогнал в долговую яму и депрессию длинною в жизнь. Теперь она зарабатывает на проживание незаконными операциями на дому и я был тем человеком, который поддерживал ее материально, скорее из жалости, а не из-за сильной любви.

Именно поэтому я попросил девушку в переулке позвонить Виоле, был уверен, что она не посмеет отказать. Девушку… Перед глазами снова появился этот темноволосый ангел с детским, непосредственным лицом… От одной мысли, что она все же не побоялась и спасла меня, по телу разливалась гордость, словно она была моей… Кем? Понятия не имею, но кем-то очень дорогим сердцу. Даже сейчас я понимал, что это первый человек в моей жизни, который сделал что-то для меня бескорыстно, просто по велению души.

— Девушка… — прохрипел я и поморщился, чувствуя как каждая сказанная мною буква отдает болью в рану. — Где?.. Она нужна мне… Позови…

— Тише-тише… — она, словно мать, аккуратно поправила жгут на моем животе и обеспокоенно сказала: — На тебе закончилось обезболивающее… Так что скоро пройдет действие первой и последней порции — будь готов к адской боли. Кстати, я не звонила твоему отцу. Должна была? — я отрицательно помотал головой и она согласно кивнула, — Спасительница твоя в коридоре сидит. Представляешь, звонит ночью телефон. Смотрю — Роберт! А в трубке — какая-то девочка! Говорит, типа, тебя пырнули ножом, ты без сознания и срочно нужно спасать, — я грустно усмехнулся, понимая, какое «счастье» доставил Виоле этим вечером… или утром? Из-за задвинутых створок ничего не было понятно. — Позвать ее? Она отказывалась уходить, пока не удостоверится, что ты жив. Говорит, не сможет жить с мыслью, что убила человека…