Порочность

Я замотала головой так сильно, что чуть было не заработала мигрень. Я не хотела этого слышать. Он пытался навязать мне ужасные мысли. Обратить меня против единственного известного мне мира, а этого мне не хотелось ни под каким соусом.

— Я не собираюсь обращаться, Энгель. Ни сейчас, ни когда-либо потом. Можешь держать меня взаперти столько, сколько вздумается. Пусть Орден и Тёмный Легион преследуют меня до конца моих дней. Я никогда не стану такой, как вы. Я никогда не откажусь от своей человечности.

Он вновь щёлкнул языком.

— Как печально видеть, что такой потенциал впустую тратится в молодости, — что-то в его глазах, по-прежнему не отрывавшихся от меня, потемнело. — Возможно, если бы твоя мать была рядом и могла бы направить тебя, ты бы смогла понять, какой бесценный дар тебе предлагают, — он отодвинул стул и медленно поднялся. — Сама она понимала.

Кровь отлила от моего лица.

— О чём это ты? — я сжала ладонями стол с обеих сторон, чтобы удержаться на месте.

«Успокойся, ангел. Ты накручиваешь себя», — раздался голос Доминика в моей голове.

— Что ты только что сказал про мою маму? — повторила я, на этот раз громче, впиваясь ногтями в деревянную поверхность.

— Ты прекрасно меня расслышала. Прислушаешься ты к этому или нет — выбор за тобой.

— Что ты хотел этим сказать? Что ты о ней знаешь? Ответь мне! — выкрикнула я, ударяя руками по столу, поднимаясь на ноги.

Доминик мгновенно подскочил ко мне, хватая за локоть в попытке усадить меня обратно на стул.

— Отпусти меня! Он что-то знает о ней! — заорала я в лицо Доминику, вырывая руку из его хватки, и схватила тарелку со стола. Он вновь поймал меня за руку и отвёл назад, как раз когда я разжала пальцы, и фарфор не долетел двух футов до цели. Тарелка разбилась на осколки у ног Энгеля.

— Наслаждайся остатком вечера, — сказал Энгель, поправляя свою рубашку, словно это не он только что сбросил бомбу на всю мою жизнь. — Уведи её обратно в камеру, пока она не научится себя вести.

ГЛАВА 8. МИЛАЯ ОБМАНЩИЦА

Адреналин всё ещё закипал в крови, когда Доминик и Мез вернули меня обратно в подземелье. Они сразу же ушли выполнять другие поручения Энгеля, ни один из них ни словечка мне не бросил. Мне нужно побыть одной, чтобы осмыслить всё сказанное этим вечером, а я не могла это сделать, пока Доминик мелькает перед глазами, отвлекая меня.

Вечно он отвлекает меня.

А Энгель? Вечно мучает.

Этот сукин сын подразнил меня чем-то. Чем-то связанным с моей мамой. И, конечно же, как и со всеми остальными в моей жизни, секреты, которые он хранил от меня, были игрой, в которую мне предстояло сыграть.

Вот только правил мне не рассказали.

Я была беспомощна, совершенно одна, опять за бортом своей собственной жизни.

— Грёбанный трусливый мудак! БУДЬ ВСЁ ПРОКЛЯТО! — заорала я во всё горло и упала, ударившись коленями о грязный бетонный пол. Слёзы защипали уголки глаз, но это не были слёзы боли или жалости к себе. Это были слёзы от злости — неконтролируемой ярости, забурлившей в моих венах, как бушующее цунами.

Мои ладони будто жгло огнём, а сердце колотилось на опасной скорости. Мой гнев был диким, необузданным, и он когтями рвался наружу, как обезумевшая птица, крича, чтобы я выпустила его на волю. Мне нужно было дать выход эмоциям, сорвать на ком-нибудь всю свою злость, или я взорвусь на миллион кусочков, которые нельзя будет склеить, прямо здесь, в подземелье мертвеца.

Лица моих врагов мелькали перед глазами, дразня своими преступлениями и вечной ложью, насмехаясь надо мной, над моими попытками найти разумные ответы на их бредовые загадки. Моя рука сжалась в кулак — трясущаяся, пульсирующая — с хрустом, с каким я ломалась изнутри. Нет больше места, где можно сдержать всё это. Нет места, где я могла бы всё это спрятать.

Я врезала кулаком в прочную бетонную плиту подо мной. Мои костяшки тут же разбились, алая жидкость потекла на пол рядом со мной, заливая окружающее пространство моей болью, но как же хорошо мне стало. Я долго смотрела вниз на неё — мою дьявольскую кровь — и затем ударила снова. Я била снова и снова, как психопатка, высвободившаяся из смирительной рубашки, и остановилась, только когда все мои слёзы высохли, а рука больше не чувствовала боли.

Только когда мой запал превратился в дым, я смогла заставить себя отодвинуться прочь от этой кровавой бани.

Оглушённая и до жути спокойная я уползла обратно в свой уголок и осталась сидеть там, ошеломлённо и неподвижно, пока позже той же ночью ко мне не пришёл Доминик.

Но я не хотела, чтобы меня видели. Ни он. Ни кто-либо другой. Я хотела исчезнуть, раствориться в себе, отпустить то, за что я держалась, и упасть в бесконечную тьму, где бы я не смогу больше ничего вспомнить.

— Не спишь? — спросил он, не сумев разглядеть моё лицо в тени в том уголке, где я спряталась.

— Не сплю, — апатично ответила я.

— Хорошо. Нам нужно поговорить.

— Говори.

Он щёлкнул языком.

— Ангел.

— Доминик, — передразнила я.

— Ты не могла бы выйти из угла?

— Я бы не хотела.

Я услышала, как он переминается с ноги на ногу.

— Это твоя кровь на полу? — спросил он, только сейчас заметив.