Порочные чувства

Может быть. А может и нет. Я люблю зарабатывать деньги, это азарт, и я могу понять тех, кто любит эти деньги тратить. Но жить ради них с насильником… кто же ты, Алика?

— Не хватит. Терпеть не могу ложь. Ты ведь выкупала его из тюрьмы, это легко было проверить. На твоего Мишу бегунки работали, наркотой барыжили, и когда их поймали, на него как на главаря указали. А потом вдруг, когда ты выкупила своего женишка, все взяли свои слова обратно.

— Я…

— Подожди, — перебил Алику, сцепил руки на ее талии крепче, и продолжил: — Второй раз ты выкупила его из-за изнасилования вашей соседки. Та тоже забрала заявление в итоге, и сказала, что оболгала его. И тебя саму пару раз привозили в больницу с травмами, но… как ты это объясняла? Нападениями, так?

— Ты ведь все уже знаешь. Зачем тогда спрашиваешь?

— Хочу понять.

— Что ты хочешь понять? — прошептала Алика.

Даже в темноте этой комнаты я вижу, как она побледнела. Всегда розовые губы выглядят сейчас припыленными, сердце бьется быстро-быстро.

Что я хочу понять? На что ты готова пойти ради денег. Хочу наорать, заставить извиняться за прошлое. Но делать этого я не буду, потому что… черт, потому что больно ей не хочу делать.

Но узнать я все равно должен.

— Алика, тебе придется мне всё рассказать.

— Зачем? Я не понимаю, зачем тебе нужно знать то, что ты уже знаешь? Любопытство? Но мне из-за твоего любопытства почему нужно страдать? — Алику начало потряхивать. — Марат, пожалуйста, давай не будем. Прошу тебя! Умоляю! Я уже практически забыла обо всем, и не хочу снова все это вспоминать. Не заставляй меня!

Я практически никогда не иду ни у кого на поводу. Но сейчас, чувствуя дрожь Алики, ощущая её горькую панику, я сдался. Обнял, и как бы она ни пыталась вырваться, не отпускал, пока не успокоилась, пока снова не сдалась мне.

Пусть расскажет, как будет готова. В конце-то концов решение принято — Алика останется со мной, после меня никого не будет. А то, что кто-то был до — этого уже не исправить.

Я отпустил её в душ, затем сам его принял, спустился вниз, и нашел Алику на кухне с чашкой чая.

— Тебе налить? — спросила она.

— Кофе. Без молока, с ложкой сахара, крепкий.

— Я помню, как ты любишь, — Алика отвернулась к кофеварке, и принялась готовить. А я достал телефон, и написал Русу:

«По Алике отбой»

Я знаю, что рано или поздно она сама мне все расскажет. Пусть на это может понадобиться много времени, я подожду.

Но Алика решилась именно сейчас. Ей почти удалось застать меня врасплох.

— Ты сказал про Мишу «обеспеченный польский мальчик», и я тоже так думала, Марат. Знаешь, мне с русскими нельзя было общаться, с сербами тоже, меня бы сразу раскусили, что я только пару слов могу произнести. Потом появился Миша. Я влюбилась в него, и как только смогла — переехала к нему. Папа… с ним всегда было тяжело, а когда мама умерла, он и вовсе стал невыносим. И Миша мне спасением показался. Я ошибалась.

Алика поставила передо мной чашку кофе.

— Он сразу начал тебя бить?

— Он не бил меня, — нахмурилась Алика. — Кричал, придирался, но это мне было привычно. Иногда он был милым, и вёл себя идеально. Пару раз толкал, когда из себя выходил, и только.

И только.

Охереть.

— Сломанная нога, синяки по всему телу и рассказ в больнице о нападении грабителя — это последствия того, как он тебя толкнул?

— Мы на матч должны были идти, а я билеты дома оставила. Мы опаздывали. Миша начал психовать, толкнул меня, чтобы я быстрее бежала в квартиру, и обратно уже с билетами. А я с лестницы упала. Он сам скорую вызвал, мы и сочинили про грабителей, которые нас поджидали, — Алика говорила это медленно, будто каждое слово обдумывала.

— То есть это, по-твоему, называется «не бил»? — я сжал ладони в кулаки.

— Бил — это когда кулаком в глаз, в живот, или когда повалит и пинает, — упрямо ответила она.

— Тебя он насиловал?

— Мы ведь встречались. Жили вместе. Нельзя изнасиловать ту, которая уже твоя, — нахмурилась Алика. — Чаще всего он пару минут целовал меня, а потом все остальное.

Я слушаю её, и ярость накрывает. Фото её бывшего Рус мне скинул — молодой, примерно возраста Алики, парень. И я живо могу представить, как он её целовал… как насиловал, как столкнул с лестницы, как толкал и впечатывал спиной в стену со всей дури.

— Так было чаще всего. А как было изредка? — спросил, пересиливая себя.

— Иногда он выпивал, и… было больно, — Алика сжалась, но снова упрямо произнесла: — Я не сопротивлялась. Он не насиловал меня. Просто перегибал, но утром извинялся. А наркотики… я, правда, сначала не знала. Он сам хотел подняться, у семьи не брать деньги, и Мише это казалось не рисковым — белый парень, хорошо одетый, не подозрительный. Чаще всего наркоторговцы выглядят иначе. И ему везло.

— Ты его выкупала.