Когда она подняла руку, я решил, что она тянется ко мне. При тусклом свете татуировка Лолы была похожа на черно-серый замок, что был едва различаемым.
— Ты спрашивал меня об этом. — Ее голос, казалось, был где-то далеко. — В тот вечер, когда ты спас меня от охраны. Ты хотел знать, что она значит.
— Ты сказала мне, что это ничего не значит.
— Я солгала.
— Я знаю, — мягко ответил я.
Расправив пальцы, Лола с трепетом коснулась татуировки. Перевернув руку, она подставила ко мне запястье. Затем обхватив мою ладонь, провела по своей коже. Местами я ощущал рубцы, шрамы словно рассказывали историю.
— В школе надо мной издевались. Я не могла этого вынести, и стала. стала резать себя. Боль была единственной вещью, которая помогала мне держаться.
В моей голове всплыло воспоминание, как она прикусила язык. Она делала себе больно, чтобы контролировать себя. Она причиняла себе боль, чтобы играть свою музыку рядом со мной.
— Это было трудное время.
— Школа? — Прошептал я, вспоминая о своих подростковых годах.
— Жизнь, — сказала она бесстрастно. Встретив мой взгляд, Лола опустила руку. — Люди ужасно относились ко мне с самого начала. У меня была паршивая жизнь. Эта татуировка олицетворяет ее.
Желчь подступала все выше, и была столь же жгучей, как и ненависть, которую я испытывал к безымянному объекту, который превратил жизнь этой девушки в ад.
Кто был так жесток с тобой?
Она ответила, не задумываясь:
— Мои учителя. Ребята в школе, люди в городе. А больше всего. мои родители.
Ее слова эхом отозвались во мне. В огромной части моего существа, я чувствовал всемерное сочувствие. Я знал, какого это иметь отвратительного родителя.
— Значит, когда ты вчера сказала мне, что твои родители не смогут увидеть твое выступление, перелет здесь совсем ни при чем.
Лола фыркнула с неподдельной насмешкой.
— Ага. Им всегда было плевать на мою музыку. Не думаю, что им есть дело до того, чем я занимаюсь в данный момент. Если ты им позвонишь и спросишь обо мне, могу поспорить, что они просто положат трубку.
— Зачем ты ее сделала? — Мысли путались в моей голове. — Зачем ты сделала себе татуировку, которая напоминает тебе о таком ужасном периоде твоей жизни? — Кто хочет вечно жить с напоминанием о плохих моментах в его жизни? Мои шрамы зудят, отравляют, сводят меня с ума.
— Она здесь, чтобы я вновь не стала тем человеком. — Притянув колени к своей груди, Лола прижалась ко мне еще сильней. — От прошлого бегут только трусы.
Теперь замер я.
— Нет ничего хорошего в том, чтобы хранить в себе плохие воспоминания прошлого.
Заерзав у меня на коленях, Лола развернулась ко мне лицом. Я ожидал, что она расскажет мне больше, но ее вопросительны взгляд. был неуместен. Ее полные губы раздвинулись, но не издали ни звука.
Затем вопросительный взгляд исчез и остался невысказанным. А на его месте расцвела мужественная решительность.
— Дрез, — сказала она тихо. — Раньше я была настоящим недоразумением. Я сделала эту татуировку, чтобы она напоминала мне о моем прошлом. и о моем решении измениться. Как-то раз, когда я помогала Шону в этом маленьком захолустном клубе, я нашла диск. Этот диск все изменил для меня.
Глядя ей прямо в лицо, я заметил застенчивую улыбку, которая становилась все шире. От волнения мой голос охрип.
— С моей музыкой?
— Да, твой первый альбом.
Мои ноздри раздулись, руки требовали прикоснуться к ней, притянуть ее к себе, чтобы вкусить ее чертов порочный ротик.
Столько всего было в моей голове и сердце. Я видел глубокую трагедию, которая отражалась в душе Лолы, кристальные глаза расставили все на места. Притяжение между нами стало понятным. Теперь я знал, почему мне казалось, что я знаю ее так хорошо.
Я связывал ее тяжелое прошлое со своими проблемами, схожими трудностями с семьей. В то же время, я не мог смирится с ее решением выставлять свои раны на показ, когда я пытался скрыть свои. Наши души были так похожи, но наши убеждения отличались друг от друга.