Порочные привычки мужа

Аурелия сидела перед трюмо и размышляла о том, что здесь только что произошло. Они затронули больные места, вплотную приблизились к неким эмоциональным границам, хотя Гревилл изо всех сил пытался этого избежать. И пока она не могла решить, хорошо это или плохо.

— Мне кажется, совсем не обязательно надевать официальный вечерний костюм ради этого события, Аурелия. — Гревилл, отряхивая шелковый рукав темно-серого сюртука, вошел в спальню Аурелии в пятницу, перед суаре у Лессингемов.

— Разумеется, не настолько официальный, как для «Олмака», — отозвалась она и повернулась к мужу, продолжая держать руку вытянутой — Эстер застегивала ряд крохотных пуговок на манжетах длинных пышных рукавов ее платья. — Этот вполне подойдет. Ты выглядишь очень модно.

И действительно, к хорошо сидевшему шелковому темно-серому сюртуку и облегающим трикотажным светло-серым панталонам Гревилла придраться было невозможно — разве только возмутиться, что мужественная мускулатура так откровенно подчеркивается покроем костюма.

— Могу я вернуть тебе комплимент? — одобрительно улыбаясь, спросил он.

Аурелия знала, что платье из старинного золотистого дамаста, завязанное на талии шнуром с кисточками, с вырезом, подчеркнутым простым воротником цвета золотистого янтаря, очень ей идет. Эстер не зря потратила несколько часов со щипцами для завивки, доводя до совершенства, копну белокурых кудряшек, обрамлявших ее лицо, и теперь Аурелия не без тщеславия считала, что выглядит наилучшим образом.

Впрочем, внешний вид никак не отражал ее внутреннего состояния. После вчерашней неудачной и бессмысленной дискуссии Гревилл вел себя так, словно они вообще не затрагивали этих сложных эмоциональных вопросов, и Аурелия понимала, что ей остается только одно — вести себя так же. Но невысказанное простиралось между ними как пустыня — во всяком случае, она ощущала это именно так.

— Не забудь веер. — Он взял изящный японский разрисованный веер и развернул пластины из слоновой кости.

— Конечно, нет. — Веер должен был служить им средством общения, в особенности, если среди гостей окажется дон Антонио Васкес. Роль Аурелии сегодня вечером заключалась в том, чтобы просто вовлечь его в разговор, пофлиртовать с ним, заставить по возможности раскрыться — по сути, стать наживкой, чтобы Гревилл мог начать действовать, когда решит, что настал подходящий момент. Аурелия выучила целый ряд движений веера для передачи основной информации — если ей покажется, что она для Гревилла важна.

Гревилл кивнул.

— Ну что, идем? — Он взял у Эстер вечернюю накидку и тщательно укутал плечи Аурелии. Протянув руки, чтобы застегнуть воротник накидки, он неожиданно наклонился и мазнул губами по шее жены — не то поцелуй, не то просто теплый шепот.

Как всегда, от прикосновения его губ по позвоночнику пробежал трепет предвкушения, а в животе все потеплело и сжалось. Аурелия поспешно отодвинулась и сунула веер в расшитый бисером ридикюль.

— Я готова, — улыбнувшись, произнесла она. Гревилл предложил ей руку, чуть шевельнув бровями, но ничего не сказал.

В карете Аурелия села в угол и сидела там, лениво поигрывая шнурком ридикюля, надетым на запястье. Гревилл устроился напротив, наблюдая за ней сквозь полузакрытые глаза. В окнах кареты мелькал зеленовато-желтый свет газовых уличных фонарей, заливая карету 2Ю неприятным, тошнотворным желтым сиянием.

— Ты волнуешься? — внезапно спросил Гревилл.

— Не особенно. — Аурелия подняла на него удивленный взгляд. — А должна?

— Нет. Ты достаточно хорошо натренирована для такого задания. Это должно быть так же просто, как игра с Фрэнни в лотерею.

— Заверяю тебя, это очень простая карточная игра, — едва заметно улыбнувшись, произнесла Аурелия. — Вряд ли мне кто-то предложит более сложную.

— Ну, сегодня вечером точно не предложат, Но ты показалась мне немного рассеянной, а я бы не хотел, чтобы ты отвлекалась. Если тебя что-то беспокоит, скажи прямо сейчас.

«Боже милостивый, — подумала Аурелия, — разве он может думать о чем-нибудь другом, кроме своего задания? Ему в голову даже мысль не приходит, что меня может расстраивать что-нибудь другое, кроме этих вечерних хитростей».

— Не волнуйся, меня ровным счетом ничего не беспокоит, — сказала она. — Да и с какой стати? Все, что я должна сделать, — это заставить его разговориться, а я успешно занимаюсь этим с тех пор, как начала делать высокие прически.

— Речь идет о совершенно определенном человеке и об определенной теме разговора.

Аурелия пожала плечами.

— Какая разница, Гревилл? Каждый разговор похож на любой другой и ведется примерно одинаково.

— В общем, да. И я все время буду держать тебя в поле зрения. — Он откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди. — Покажи-ка мне еще раз, какое движение веером сообщит мне, что я должен подойти и присоединиться к тебе.

С бесстрастным лицом Аурелия вытащила веер из ридикюля и раскрыла его. Приподняв веер к правому плечу, она, вывернув запястье, поднесла его к лицу.

— Так тебя устраивает, мастер; шпионажа?