Порочные удовольствия

Этот разговор начинает мне надоедать.

– Оно останется на твоей шее.

– Почему, черт возьми, ты тратишь на меня столько денег?

– Потому что у меня есть такая возможность.

– Ты хочешь заставить меня чувствовать себя, как Джулия Робертс в «Красотке»?

Я недоумевающе смотрю на нее.

– О чем ты говоришь?

– Фильм. «Красотка». Она проститутка, а он миллионер. Там есть сцена с колье. Это очень известный фильм, Крей.

– Не вижу ничего общего. Ты не проститутка, ты моя жена. И я могу покупать тебе все, что мне, черт возьми, захочется. Это мое право, – говорю я.

А мысленно я добавляю:

«Включая и эту чертову студию».

Холли отворачивается и идет к окнам, которые тянутся от пола до потолка. Прижав ладонь к стеклу, она смотрит на огни города и на Центральный парк.

Я иду следом за ней.

– Это всего лишь деньги, Холли. У меня их достаточно. Если мне захочется избаловать тебя, я это сделаю.

Я снова смотрю на ее отражение, но на этот раз по ее щекам текут слезы.

– Черт! Отчего ты плачешь? – Я кладу руки ей на плечи и разворачиваю ее лицом ко мне. Большими пальцами я стираю с ее щек капельки слез. – Если оно так тебе не нравится, мы найдем что-нибудь другое.

Холли отводит мои руки от своего лица, а потом указательным пальцем вытирает слезы как можно аккуратнее, чтобы не повредить макияж.

– Господи. Прости. Я – ходячая катастрофа.

– Ты прекрасна. Как только я увидел тебя перед зеркалом, я понял, что никогда прежде не встречал такой красивой женщины.

Ее губы изогнулись в грустной улыбке.

– А я смотрела в зеркало и думала о том, что единственное, что могло бы сделать мой туалет еще более совершенным, – это жемчуга моей бабушки, которые дедушка привез из Японии после войны. – Ее губы дрогнули, и улыбка исчезла. – Но теперь этого не случится.

– Почему?

– Потому что мне позвонил шериф и сказал, что, когда они задержали мою маму, это было ее второе проникновение в бабушкин дом, она, по всей видимости, возвращалась из ломбарда.

– Что она взяла? – спрашиваю я.

Мне нестерпимо видеть слезы Холли, потому что они заставляют меня чувствовать себя беспомощным. Но что бы ни взяла ее мать, я верну ей все это, даже если полиция не смогла этого сделать.

– По словам владельца ломбарда, большую часть бабушкиных украшений. Украшений, которые я поленилась отнести в банковский сейф, потому что полагала, будто они надежно спрятаны в доме. Но мама знала все потайные места и не постеснялась взять их. Она, вероятно, считала, что в любом случае имеет на них право. В конце концов, бабушка была ее матерью.

– Значит, владелец ломбарда обратился в полицию и их уже вернули?

Я немного озадачен, потому что чувствую, что чего-то не понимаю.

Холли качает головой.

– Нет, владелец ломбарда не знал, что они украдены, и узнал об этом только сегодня, когда играл в боулинг. Он уже продал медальон, серьги и жемчужное ожерелье.

Моя озадаченность сменяется гневом.

– А разве полиция не должна предъявить ему обвинение? Я думал, что ломбарды обязаны какое-то время не продавать вещи, чтобы убедиться, что они не краденые.

Я не знаю правил работы ломбардов, но считаю, что мое предположение очень логично.

Но лицо Холли снова грустнеет.

– Он даже не задумывался над этим. Моя мама, вероятно, втерла ему какую-то дичь. Не знаю. Но их уже нет.

– Мне очень жаль, детка.

– Бабушка была единственным человеком в этом мире, который был искренне привязан ко мне, и я чувствую, что снова подвела ее.

Все ее тело содрогается от рыданий.

– Холли, – говорю я, стараясь прервать и успокоить ее. Но она не успокаивается.

– Дело не в украшениях, это лишь еще один пример того, сколько неправильных решений я приняла. Оставила ее на попечении мамы, чтобы отправиться на конкурс… Это было моей самой главной ошибкой. Но это я сделала этот выбор. И лишилась всего, что имело значение в этой жизни. Когда я перестану совершать ошибки?

Она снова отворачивается и прижимает ладони к стеклу.

Я подхожу к ней, обвиваю ее руками сзади за талию и прижимаю к себе. Я хочу прикасаться к ней, делиться с ней своей силой.

Мне горько видеть, как эта сильная женщина приближается к нервному срыву. Вначале, когда она рассказала мне о своей бабушке и о том, что с ней случилось, я просто наблюдал со стороны, в то время как Холли была убита горем. Но больше я никогда не хочу оставаться в стороне ни в чем, что касается ее.

– Мне так чертовски жаль, детка. Я хотел бы повернуть время вспять и все изменить. Если бы это было в моей власти, я так и сделал бы.

Мой голос звучит хрипло и взволнованно, и эти слова вырываются у меня из глубины сердца, которого до Холли никто не мог затронуть.

Ее тело немного расслабляется, но она тут же выпрямляется.

– Мне придется жить с этим. И самым лучшим искуплением будет достичь успеха, чтобы она мной гордилась.

Она поворачивается и смотрит мне в лицо, и я почти физически ощущаю, что она снова надевает на себя защитные доспехи. И как ни горько мне смотреть на нее, когда она так расстроенна, у меня останавливается сердце, когда она обнажает передо мной свою душу. И когда ее карие глаза становятся непроницаемыми, мне становится еще горче.