Профессор Сегал стоит рядом и смотрит на меня сверху вниз, как на потерянного котенка, которого он нашел дрожащим на обочине. По крайней мере, так кажется.
Не могу сказать наверняка, собирается ли он избавить меня от страданий и предложить блюдце молока.
Он просовывает одну руку под спину, другую под ноги и подхватывает на руки.
Мое сердце переворачивается.
— Куда мы…
— Никаких оргазмов, пока ты не поешь.
Напрягаюсь, но он наклоняется, чтобы опустить мою голову на свое широкое плечо. Никто никогда меня так не носил, по крайней мере, я такого не помню. Никто никогда не заставлял меня чувствовать себя такой любимой и защищенной.
Это… неожиданно.
Я расслабляюсь у него на груди и закрываю глаза.
— Но ты сказал, что хочешь заставить меня сквиртить, — говорю тихим голосом.
— У тебя будет достаточно времени, чтобы научиться кончать под моим руководством.
— Ты говоришь почти как профессор, — бормочу я.
Он фыркает и несет меня в другой конец комнаты. Мы направляемся к кровати с балдахином, но веки слишком отяжелели, чтобы все разглядеть.
Он опускает меня на кожаный матрас, и ноздри наполняются ароматом полироли. Руки падают в стороны, и я жду, что он закрепит их у меня над головой, но вместо этого садится рядом и начинает массировать запястья.
— Что ты делаешь?
— Проверяю, чтобы манжеты не причинили никакого вреда.
— Ох, — мои брови сходятся. — Ты хочешь меня связать?
— А ты? — спрашивает он с мрачным смешком.
— Может быть.
Он отпускает одно запястье, прежде чем взяться за другое. Его прикосновения удивительно нежны для человека, который прижимал меня к столу и рычал в лицо.
— Ты делаешь это со всеми своими подружками? — сдержанно говорю, пытаясь скрыть настоящий вопрос.
— Я забочусь о том, что принадлежит мне, если ты спрашиваешь об этом.
В его тоне есть легкость, которая подразумевает, что он намеренно обходит стороной вопрос, но я слишком голодна и измотана, чтобы настаивать на ответах.
Черт. Почему я вообще спрашиваю? Последнее, что мне сейчас нужно, это привязаться.
Растерев лодыжки и колени, он обнял меня и помог сесть. Я опускаюсь на мягкий кожаный подголовник и, наконец, открываю глаза, чтобы увидеть, как он смотрит оценивающим взглядом.
Все тело напрягается. Он решает, стоит ли меня оставить?
— Что? — наконец спрашиваю я.
— Произошло ли сегодня что-то, с чем ты не смогла справиться?
— Все было хорошо, — отвечаю я.
Понятия не имею, почему дала такой скромный ответ, когда это был самый приятный и волнующий опыт в моей жизни. Может быть, какая-то часть меня подозревает, что это единичный случай, и он забудет все, что мы сегодня делали, как и обещания о финансовой поддержке.
Я хочу спросить, но любой намек на отказ, даже самый прозрачный, может лишить меня равновесия.
— Я принесу еды, — говорит он. — Оставайся на месте, иначе будут последствия.
— Какие?
— Болезненные, и не приводящие к оргазму, — он поворачивается на каблуках и выходит из комнаты.
— Я все равно не могу двигаться, — бормочу я себе под нос.
— Я слышал, — отвечает он из коридора.
Теперь, когда у меня немного более ясная голова, я, наконец, могу осмотреть свое окружение. Это не игровая комната, а секс-пыточная, и это безумие.
Все пространство более чем в два раза больше его гостиной, а трон расположен вдали, напротив кровати. Рядом стоит кожаный шезлонг, куда, я думаю, он бросил бы измученную рабыню.
Помимо гинекологического кресла есть и другие предметы извращенной мебели — клетка, которая немного просторнее гроба, скамья для порки, которую можно использовать как место для анального секса, кожаный диагностический стол и стойки для пыток напротив стены.
И это не считая рядов игрушек. Похоже, он купил весь каталог «Красной комнаты», включая все, что было в кладовке.
Я продолжаю поражаться тому, сколько усилий профессор Сегал вложил в это извращение, когда он появляется в коридоре с огромным подносом.
Желудок урчит в предвкушении еды, и я выпрямляюсь на кровати.
— Ты не упоминала об особенностях своей диеты, когда мы договаривались об ужине. Здесь всего понемногу, — говорит он почти смущенно.
— Я ем все, — говорю с усталой улыбкой.
Он ставит передо мной колбасную доску, которая выглядит так, словно приготовлена для греческого бога Аида. Она сделана из крапчатого оливкового дерева, окрашенного в темный цвет, и покрыта деликатесами, которых хватит на шестерых.
Маленькие миски с миндалем, оливками, нарезанным инжиром, красным виноградом и соусами лежат среди нарезанного мяса и сыров. Ближе к краю лежит хлеб трех видов, и каждый выглядит так, как будто он из той самой дорогой пекарни на главной улице.
Профессор Сегал возвращается с кувшином сангрии и наливает мне бокал.
— Тебе дать халат?
Когда я нерешительно киваю ему, он исчезает за красной занавеской.
Подношу сангрию к губам и смачиваю язык фруктовым красным вином.
Профессор Сегал — это все, о чем можно было мечтать. Он сексуален, умен, великодушен и умеет доставлять женщине удовольствие.