Читаем Порочные желания полностью

Мне повезло: моё милое, и невинное личико, в кадр, не попало ни разу. А вот Лизкино! Искажённое гримасой блаженства, от куни(ани)лингуса, в виртуозном исполнении Фреди, пару раз заполняло экран.

– Ты должен наказать её, Дима!

– Танюша – это же дочь! Любимая дочь. Я, на неё, даже голоса не повышал.

– Не знаю. Ты мужчина, отец, и должен наказать её!

– А как бы ты наказала?

– Отхлестала бы мокрым полотенцем! Чтоб, до синяков!

– Так жестоко, Танюша?

– А ты представь, кто-то из знакомых увидит? Если, уже, не увидели. Позора не оберёмся! Ты должен наказать Лизку!

Возня, смихуёчки и …

– Ну иди ко мне. Ты сегодня быстро возбудился. Что это с тобой? На мою злость, что ли? Ого! Торчит … и твёрдый! Надо почаще злить меня. А то забывать стала, когда, последний раз, таким натягивал … Ооохаааа! … Ещёооо! …

Лизку отшлёпали. Ремнём, по попе.

– Так, для виду – рассказывала она – Чтобы мама не отхлестала мокрым, скрученным полотенцем.


Шалава сисястая

Идея Катьки

Сосуд

В тот год мы закончили седьмой класс. В то лето, двух моих закадычных друзей, Тольку и Кольку, родители не отправили в пионерский лагерь. И мы, все дни напролёт, и даже ночи (!), когда ходили на рыбалку, проводили вместе. Обязанностей по дому у меня было немного: вымести пол, прополоть грядки, полить капусту, да окучить картошку. Пол я выметал через день. Грядки прополол за полдня. Капусту поливал вечером, если не было дождя. Картошку, на огороде, окучил за три дня.

И всё! И полная свобода!

У друзей, обязанностей было столько же, сколько и у меня. Ну может, чуть побольше! Родители, друзей, держали коров и мальчишки, должны были, вечерами (каждый день, в восьмом часу) встречать коров, и загонять во двор, и стайку.

Толька жил в доме через дорогу и, у них, калитка, в заборе, была на пружине. И когда Толька выбегал (ходить медленно и степенно он не мог, всегда вприпрыжку и скорым шагом, как будто догонял или, наоборот. убегал от кого-то), калитка хлопала!

Я подходил к окну (если был в доме) и махал ему – Мол, я, сейчас!

Если был в огороде, бросал тяпку и шёл навстречу ему, уже открывающему нашу калитку.

И уже вдвоём, мы шли за Колькой, который жил, от нас, через улицу и, часто, встречали его в проулке, которым ходили в школу.

В середине июля, ещё не нарастали грибы в наших лесах, но ягода, клубника и земляника, уже вызревала. Но за ягодами, мы, не очень-то: комары, слепни, мухи. То ли дело август! В третьей, его, декаде! В августе мы ходили за грибами! Комаров нет! Мухи тоже не надоедают. Слепни, в лесу, не летают. Слепни любят высокую траву и жару!

За ягодами, если идти, то лучше, в пасмурный и ветреный день. А в жару, которая, в середине июля, почти каждый день, мы, купались и загорали!

Почему я вспомнил июль? Потому, что произошло – это, в июле.

Об, этом, чуть позже, а сейчас, ещё немного, о себе и друзьях.

Мои друзья, младше меня на целый год! Хотя мы одноклассники.

Так уж вышло!

День рождения у нас в октябре. И меня, в первый класс, с моими одногодками, но с днём рождения пораньше: в июле или в августе, не взяли!

А на следующий год, моих друзей взяли и оказался я с ними, в одном классе! И мы подружились, и стали – не разлей вода! А если бы меня взяли раньше на год?

Честно говоря, разницу в возрасте, мы, и не ощущали! До того лета, после седьмого класса. А вот в то лето, пацаны, разницу усмотрели! В буквальном смысле!

Мы катались на велосипедах по бетонке. Бетонка – междугородная трасса. Мы выезжали на великах за деревню, потом, с километр, просёлочной и, вот она! Бетонка! По трассе, разгоняться и носиться, было, конечно, лучше, чем по просёлочной. Движение, в те годы, по бетонке, было небольшое и мы насались туда-сюда. Особенно нравилось нам, проехав несколько километров в сторону райцентра, спускаться в лог, когда можно не крутить педали, а велик разгоняется до бешеной скорости! Потом, правда, приходилось вести велики, вручную, наверх. Поэтому, больше двух раз, мы, в лог не спускались.

Мы ехали назад, после лога, и захотели ссать!

Свернули на обочину и, опустив велосипеды на землю, встали рядком.

Колька и заметил!

– Вовчаа! – он даже ссать перестал

Я тоже!

– Ух ты, Вовчаа! – Колька пялился на низ моего живота – Ты оперился!

Толька, тоже с завистью, уставился на курчавящиеся, чёрные волосы, на моём лобке!

Их лобки были лысые, как жопа младенца!

Но тут они увидели ещё одно отличие!

– Вовчаа! – восторженно и, почему то, шёпотом, добавил Колька – Ты уже можешь баб ебать!

Колька был матершинник. Ну, насколько можно сказать так, о тринадцатилетнем мальчишке.

Да, разница, между их писюльками, и моим, нет, тогда ещё не хуем, но уже и не писюлькой, хуишкой (скажем так) – была заметна!

– Подрочи, Вовча! – попросил Колька

Но я, брызнув ещё струю, и встряхнув член, как взрослый, чем вызвал очередное восхищение друзей, убрал его в трусы и подтянул трико.

– Поехали!

Но ещё дважды, пришлось останавливаться и, спуская трико с трусами, показывать им волосы на лобке! И один раз, они даже пощупали волосы, словно сомневаясь в том, что видят.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза