— Будь ты проклят, Брент Ньюком, — всхлипывала Ив до тех пор, пока чей-то пенис не заткнул ей рот, протискиваясь в самое горло. Ив скорчилась в рвотных спазмах. Но руки, рты и напряженные, рвущиеся в бой члены были повсюду, преследуя ее, причиняя боль, насилуя, измываясь, раздирая плоть. Ее брали по очереди и по нескольку человек одновременно, награждали ударами, кусали, жгли сигаретами и все время повторяли: к чему сопротивляться? Нет никакого смысла так бешено отбиваться. Не лучше ли утихомириться и веселиться вместе со всеми? Неужели она не понимает: ей просто хотят показать, как надо развлекаться по-настоящему! Расслабиться и получить удовольствие — вот самое главное! Пусть она только позволит ублажить себя, и все будет тип-топ!
Каким-то нетронутым краешком сознания, еще способным мыслить, Ив словно сквозь сон спрашивала себя, почему бы их не послушать. Превратиться в безвольную куклу, сдаться на милость победителя? Борьба бессмысленна — над ней уже успели надругаться всеми мыслимыми способами, и если она перестанет отбиваться, возможно, им попросту надоест новая забава и ее оставят в покое?
Но она отчего-то
Покрытая синяками и ожогами, Ив билась с такой силой, что мужчинам приходилось удерживать ее, проклиная упрямую бабу. Еще какой-то мерзавец воткнул свои причиндалы ей в рот, и она с мстительной радостью сжала зубы. Раздался вопль, и тяжелый кулак ударил ее в грудь.
— Сука! Тварь гребаная!
Снова громкий смех.
— Что, получил? Впредь тебе наука — держи своего петушка подальше от ее хлебала! Мало тебе других дырок?! Столько разных способов!
Способов в самом деле было много, и они не погнушались ни одним. Ив временами теряла сознание, и происходящее отпечатывалось в мозгу какими-то отрывками, пока она пыталась отрешиться от всего, что творят с ее истерзанным, кровоточащим телом.
Но теперь она уже была не одинока, став центром чудовищной оргии. Вокруг сплетались мужские и женские тела — на кровати, на полу, во всех углах исступленно совокуплялись парочки, отражаясь в зеркалах клубками извивающихся змей.
И среди этого омерзительного хаоса Ив мучительно старалась сохранить человеческое достоинство, выжить, остаться собой. Сейчас она сражалась уже не за плоть — раны и синяки заживут. Исцелится ли душа?
Неужели камеры все еще работают? И вся эта грязь снимается на пленку?
Белый слепящий свет сменился бешеным калейдоскопом цветных вспышек, игравших на стенах и кровати, заливавших Ив багрово-фиолетовым сиянием. Яркие пятна множились, сливались, фейерверком разлетались по комнате, скручиваясь в водоворот, неумолимо затягивающий Ив в темный провал преисподней, населенный безжалостными монстрами. Комната превратилась в воплощение дантовского ада, где хохочут и выкрикивают непристойности обезумевшие демоны. Кошмар. Хуже, чем кошмар, — омерзительный гнусный шабаш, в который против воли оказалась втянута Ив. И нечего надеяться, что от этого сна можно пробудиться. Она попала в ловушку, поймана, распята на этом чудовищном ложе, и выхода нет.
Невероятно!
— Черта с два, — прошептал ехидный внутренний голосок, — черта с два.
Ив почти удалось забыться, полностью отгородиться от происходящего, но голос Брента Ньюкома неумолимо вернул ее к реальности:
— Ив, идиотка, ты все еще трепыхаешься? Даже у Франси мозгов больше, чем у тебя. Поезд ушел, беби, так почему бы не присоединиться к нам? Видишь, как всем весело? Ну же, полежи спокойно и дай мне наконец поиметь тебя. Неужели не знаешь, что я мечтал трахнуть тебя с самой первой встречи? Перестань упираться, и я ублажу нас обоих по полной программе — черт побери, да прекрати брыкаться, стерва!
Но обезумевшая Ив лишь безмолвно покачала головой. Кто-то, оседлав ее, больно заломил ноги, вскинул к потолку ее разверстые бедра, и Брент с размаху повалился на нее. Ив чувствовала себя приношением, жертвой древним языческим богам. Разве первобытные племена не насиловали захваченных в плен девственниц?
И тут он вонзился в нее, грубо и ужасно глубоко, глубже, чем все остальные до него. Стальной таран разрывал ее внутренности, и от этой невыносимой боли Ив снова закричала, пронзительно, жалобно, и, слава Богу, наконец-то потеряла сознание. Последнее, что она слышала, — собственные душераздирающие вопли.
Глава 20
Ив с трудом выплыла из темноты и открыла глаза. Сознание медленно возвращалось к ней. Кажется, она по-прежнему лежит. Только в другой постели и в другой комнате. Кровать