Порочный миллиардер

— Если я могу позвонить брату, то ты точно можешь позвонить матери, — он поднял руки и вытащил кисточку из ее волос, наблюдая, как маленький пучок спускается по ее спине красивым красно-золотым водопадом шелка. Затем он запустил в нее пальцы и осторожно потянул ее голову назад, чтобы заглянуть ей в глаза. — Крейг перезвонил тебе насчет продления выставки?

— Да, — ее глаза блестели от возбуждения. — Еще на пару недель. К тому же у него были запросы на мою работу от разных коллекционеров, так что следующие полгода я буду занята.

— Неудивительно.

— Почему неудивительно?

— Потому что ты чертов гений, вот почему.

Румянец залил ее прекрасное лицо.

— Я бы не стала заходить так далеко.

— Я бы так и сделал, — он переместил руки так, чтобы его большие пальцы могли погладить ее высокие, угловатые скулы, прослеживая мягкую кожу. — Думаю, я знаю, почему твой отец был таким придурком по отношению к тебе, Грейси.

Она наморщила лоб.

— О?

— Он ревновал.

— Ревновал? — повторила она, моргая. — Нет. Он был действительно хорош. Как он мог…

— Он только взглянул на твои рисунки и скомкал их. Выбросил их. Есть только одна причина, по которой он это сделал. Плюс…, - он выдержал ее взгляд, глядя ей в глаза. — Я ничего не знаю об искусстве, помнишь? Но в тот момент, когда я вошел в галерею, я понял, что ты особенная. Я знал, что ты не просто хороша, ты великолепна.

Ее щеки порозовели от удовольствия, а глаза были полны золота и огня, цвета его души. Цвета его сердца.

— Ну, может быть, и так, — ее голос был немного хриплым. — Но я все равно не могу попасть в муху на стене с расстояния в милю из этого дурацкого пистолета.

Он улыбнулся.

— Это правда. Ты хорошо рисуешь, Грейси. Но я лучше стреляю.

— Это не единственное, в чем ты хорош, — она усмехнулась и обвила руками его шею, выгибаясь всем телом. — Я могу придумать еще несколько вещей, которые ты умеешь делать очень хорошо.

Она не ошиблась. Было много других вещей, в которых он был хорош.

У него было более двухсот подтвержденных убийств. Он мог замедлить сердцебиение до тридцати ударов в минуту. Мог часами стоять неподвижно, чтобы остаться незамеченным. Мог сделать невозможный выстрел и попасть в цель каждый раз.

Да, он был лучшим в своем деле.

Но самое главное, он был лучшим в любви к Грейс Райли.

И это было единственное, что имело значение.

Эпилог

Вульф Тейт сунул «Глок» за пояс джинсов и быстро зашагал по улице, оставляя позади себя крики и вопли, эхом отдававшиеся в галерее. На улице было холодно, в ночном воздухе висел снег, дыхание вырывалось из его рта клубами пара.

Мимо пронеслась полицейская машина, но он даже не взглянул в ее сторону. В этом не было необходимости. Лукас увез Грейс, Оливейра умер, а он сыграл свою роль. Все было хорошо.

В конце квартала он завернул за угол, где у тротуара стоял длинный черный лимузин. Не колеблясь, он взялся за ручку двери и потянул ее на себя, прежде чем скользнуть в теплое, темное помещение.

Напротив него сидел мужчина, его голубые глаза были такими же холодными, как у Лукаса.

— Оливейра? — потребовал мужчина.

— Мертв, — Вульф откинулся на мягкое кожаное сиденье. — Как ты и просил.

— Хорошо, — сказал Чезаре Де Сантис. — А остальные его люди?

— Улажено.

— А как насчет твоего брата и женщины?

— Они ушли, — Вульф позволил себе улыбнуться. — И не волнуйся, информация, которую Лукас собрал на тебя, останется на его ноутбуке, как я и обещал. Я позабочусь об этом.

Де Сантис не выглядел убежденным.

— Ты обещал мне в прошлом то, чего не выполнил, Тейт. Я не забыл.

Вульф решил, что ему надоело улыбаться. Он медленно наклонился вперед, потому что его тошнило от множества вещей, и этот придурок, сидящий перед ним, был только одной из них. Но сначала нужно было решить вопрос оплаты.

— Я сделал то, что ты просил меня сделать, — сказал он. — Несколько раз. Теперь пришло время заплатить мне то, что должен.

Де Сантис преувеличенно тяжело вздохнул.

— Ах да. Деньги.

Вульф рассмеялся.

— Мне не нужны деньги и ты знаешь это.

Глаза его стали холоднее, потому что он знал, чего хотел Вульф. О да, он знал.

Вульф решил, что, возможно, в нем все-таки осталась еще одна улыбка, на этот раз дикая, белая, с острыми зубами.

— Деньги для мудаков, Де Сантис, — сказал Вульф. — То, что я хочу, это твоя дочь.