Порочный сексуальный татуировщик

— Жадная девчонка, — пробормотал он, обжигая своим дыханием за несколько секунд до того, как зарыться ртом между ее ног и полностью лишить ее чувств.

Мейсон начал нежно и медленно, ласкал языком ее киску и дразняще кружил по клитору, заставляя Катрину выгибаться к его порочному рту в молчаливой мольбе о более жестком и глубоком трении — даже несмотря на то, что она ничего не могла сделать, чтобы поторопить его.

С каждым четко рассчитанным движением языка, каждым настойчивым облизыванием и проникновением, Мейсон не оставлял ей другого выбора, кроме как получать удовольствие, в заданном им темпе. Это сводило с ума, захватывало дух, и когда он скользнул двумя пальцами глубже и потер ее стенки, перегрузка ощущений вызвала в ней безумную нужду в освобождении.

Хныча от потребности, она запустила пальцы в его волосы, бесстыдно притягивая его ближе, и он, наконец, подчинился, впившись в чувствительный комочек нервов и используя зубы и язык, чтобы подтолкнуть ее к вершине невероятного блаженства. Все ее тело сотрясалось от силы охватившего его оргазма. Ее голова упала на диван, и она закрыла глаза, выкрикивая его имя в обрушившихся на нее волнах экстаза, оставивших ее разбитой и ошеломленной от такого количества ощущений.

Катрина почувствовала, как он отстранился, и не знала, сколько времени миновало, прежде чем смогла поднять голову и снова открыть глаза. Мейсон сидел совершенно обнаженный в единственном кресле напротив того места, где она растянулась на диване. У него, очевидно, было достаточно времени, чтобы полностью раздеться, и ему явно было гораздо удобнее в своей наготе, чем ей в своей, раз он небрежно развалился в кресле, слегка раздвинув длинные, мускулистые ноги.

Он был таким великолепным, сексуальным и мужественным. Его член снова стал толстым и твердым, прижимаясь к нижней части живота, и она в потрясении почувствовала новый импульс желания при осознании того, что он еще с ней не закончил. По крайней мере, она на это надеялась.

Он склонил голову набок и самодовольно улыбнулся.

— Итак?

Она знала, чего он ждет, но не собиралась слишком быстро тешить его эго.

— Девять, — сказала она и увидела, как он выгнул темную бровь. — Это определенно было девять.

Он поднял ремень, который, как она только что поняла, он держал в руке, и щелкнул им, вызвав у нее учащенное сердцебиение и тайный трепет — доказательство того, насколько она доверяла ему, особенно, не зная, что он собирается делать с этим ремнем. Чем бы все ни обернулось, она знала, что ее ждет удовольствие, а не боль, оставляющая шрамы на душе или даже на теле, и это знание успокаивало любое беспокойство, которое у нее могло возникнуть.

— Девять, — протянул он голосом полным сарказма. — Хорошо, тогда позволь мне в этот раз постараться сильнее. Встань на четвереньки и ползи ко мне, как послушная кошечка, которой, я знаю, ты можешь быть, — подстегнул он ее.

Встав на четвереньки, она сделала, как он приказал, и медленно, соблазнительно двинулась к нему, синхронно переставляя руки и колени. Она еще сильнее покачивала бедрами, упиваясь удовлетворением, когда ее чувственная уловка не осталась для него незамеченной. К тому времени, как она добралась до Мейсона и опустилась на колени перед креслом, жара и голода, горящих в его взгляде, было достаточно, чтобы обжечь.

— Поднимись и оседлай мои бедра, — сказал он грубым, как наждачная бумага, голосом.

Она поднялась, широко раздвинув колени по обе стороны от его бедер, и оседлала его. Крохотное расстояние отделяло ее ноющую киску от его большого члена, но осознание такой близости заставило ее еще сильнее жаждать вновь ощутить его член глубоко внутри себя. Он не прикасался к ней, и Катрина испытывала настоящую агонию в ожидании первого контакта и того, где он будет.

— Теперь можешь снять майку, чтобы я видел твою прекрасную грудь, — сказал он, и его губы растянулись в медленной, порочной ухмылке. — И если будешь хорошей девочкой, я, возможно, даже потрогаю ее и пососу.

О, да, пожалуйста. Без колебаний она стянула майку через голову и бросила ее на пол рядом с креслом. Теперь, совершенно обнаженная, она чувствовала, как ее сердце бешено колотилось в груди. Мейсон почти благоговейно смотрел на ее грудь, и под его жадным взглядом ее соски сжались в тугие, твердые горошинки, умоляя о его теплом, влажном рте. Она уже настолько возбудилась, что ей пришлось проглотить жалобный стон.

Он поднял ремень и намотал кожаный ремень на ладонь, напоминая ей о его существовании.

— Соедини руки за спиной.

А вот теперь она поняла, что он задумал. Осознание уязвимости и беззащитности на мгновение вызвало в ней неуверенность, ее мысли вернулись в прошлое, к той ужасной ночи и бессилию перед безжалостными намерениями другого мужчины.

Должно быть, она колебалась слишком долго, потому что меж бровей Мейсона залегла легкая морщинка беспокойства.

— Китти-Кэт, ты доверяешь мне доставить тебе удовольствие? — тихо спросил он.