Порочный сексуальный татуировщик

Ей понравилось, как это прозвучало. Что она способна сделать его таким твердым и нетерпеливым.

— Я могу гораздо больше, — сказала она и облизнула губы, чтобы никакой ошибки в том, о каком удовольствии шла речь, не было.

Он хрипло рассмеялся и поднял бровь.

— Ты используешь меня для секса? — спросил он с притворным возмущением.

Она улыбнулась, чувствуя себя до нелепости счастливой. И обнадеженной.

— Возможно.

Он застонал.

— Не верится, что эти слова слетают с моих губ, но я пришел сюда не в надежде на минет. Этим вечером я, вообще-то, надеялся на наше первое официальное свидание.

Это заявление вызвало у Катрины еще одно потрясение.

— Наше первое свидание — это пицца, мороженое и фильм ужасов?

Уголок его губ изогнулся, и он провел рукой по подбородку, покрытому легкой щетиной.

— Я не из тех, кто пьет вино и ужинает в ресторанах. Черт, я даже не люблю вино, но если ты этого хочешь, я отведу тебя куда угодно.

Прошлым вечером с Блейком Катрина поняла, что она тоже не из тех женщин, кто любит вино и ужины.

— То, что ты принес, абсолютно идеально. — И для них это так и было.

— Тогда, давай есть пиццу, пока она еще не остыла.

Пока Катрина разливала рут бир по стаканам со льдом, Мейсон занялся пиццей, и они отнесли все к маленькому обеденному столу, сев рядышком. Некоторое время обсуждали работу, их разговор тек легко, свободно и знакомо. И впервые за долгое время Катрина почувствовала себя счастливой. Она была очень рада возвращению ее лучшего друга, потому что ей не хватало такого непринужденного, приятного разговора с ним. Но она не могла отрицать внутреннее волнение, зная, что Мейсон действительно хотел чего-то большего.

Он съел два куска пиццы и потянулся за третьим, а она доедала второй кусок гораздо медленнее. Пока она жевала, выражение лица Мейсона изменилось на нечто более серьезное, а его брови нахмурились, казалось, он обдумывал какую-то мысль.

— Все в порядке? — спросила она, гадая, что происходит в его голове и о чем он думает.

Мейсон положил скомканную салфетку на тарелку, отодвинул ее в сторону и повернул голову, чтобы посмотреть на нее.

— Знаешь, я хотел кое о чем поговорить с тобой еще со времён Вегаса, но время было неподходящее.

За эти выходные произошло столько всего, что Катрина понятия не имела, к чему приведет этот разговор.

— Хорошо.

— Той последней ночью, когда мы были вместе… я почувствовал на твоем бедре шрамы, — сказал он, поднимая тему, которую она не хотела с ним обсуждать. Никогда. — Тогда ты не захотела об этом говорить, и я уважал твое желание.

Он смотрел на нее нежно, но пристально, и пицца в ее желудке внезапно превратилась в свинец. Ее захлестнул страх, и она отчаянно старалась не показать, что паникует. Он еще не задал ей вопрос, и она не собиралась раскрывать подробности, пока не узнает точно, что он хотел знать. И даже потом она не была уверена, сможет ли сказать ему правду.

Он взял ее за руку и провел большим пальцем по ее костяшкам.

— Я знаю все о порезах на твоей руке и об их причинах, — напомнил он о дне их встречи, и о том, как защищал ее, хотя в то время был для нее незнакомцем. — И я знаю, что после всего случившегося с твоим отчимом, ты ходила на терапию, чтобы помочь себе контролировать желание резаться. Тогда ты сказала мне, что все кончено, и больше никогда не сделаешь этого… ты обещала.

Она проглотила огромный ком, застрявший у нее в горле. Она дала обещание Мейсону, и на тот момент не собиралась его нарушать, потому что верила в себя. Но не ожидала, что несколько лет спустя еще одна цепочка разрушительных событий вернет ее в темное и пустынное место. Гнев и эмоциональная боль настолько ее поглотили, что единственным способом спастись и справиться с унижением и стыдом, было превратить все эти душевные страдания в физическую боль, которая гарантировала бы успокоение от мрачных мыслей. Хотя бы ненадолго.

Он медленно вздохнул.

— Мне нужно знать, когда ты порезала себя, — отвлек ее Мейсон от тревожных мыслей. — Недавно?

Его взгляд оставался непоколебим, его тон наполняло столько беспокойства и заботы, что Катрине хотелось заплакать и признаться во всей ужасной, мерзкой правде, которой она никогда ни с кем не делилась. Но она не хотела, чтобы он смотрел на нее по-другому, видел ее по-другому, поэтому довольствовалась расплывчатым, но правдивым ответом.

— Нет. Это случилось еще в старших классах. — В последний год учебы. Прямо перед выпускным.

Его пальцы продолжали гладить ее запястье, где брали свое начало татуировки-бабочки.

— Что заставило тебя снова порезаться?

«Твой на тот момент лучший друг изнасиловал меня», — подумала Катрина, но ужасные слова застряли у нее в горле.

— У меня случился рецидив, — честный ответ.

— Почему ты мне не сказала? — Нежность в его взгляде практически убивала ее.

Она отвела глаза от его слишком пристального взгляда, испытывая облегчение, что он не попросил объяснений причин ее действий.

— Потому что мне было… стыдно.