Порочный (СИ)

– Чего ты не понимаешь, Вильям? Ты даже не знаешь, что произошло с Моной несколько лет назад… Никто не знает! Это была наша тайна…Страшная тайна… Я чуть не потеряла единственную дочь… Теперь ей предстоит новый курс реабилитации… И всему виной – ты! ТЫ ВСЕМУ ВИНОЙ! Просто пообещай, что больше не сунешься в Париж. Оставь бедную девочку в покое… Навсегда!

Кажется, в этот момент мое сердце перестало перекачивать кровь.

* * *

8 часов спустя

«В жизни каждого человека бывают минуты, когда для него как будто рушится мир. Это называется отчаянием. Душа в этот миг полна падающих звезд». Французский писатель Виктор Гюго в одном из своих произведений как никогда лучше описал мое состояние. Всё ждал, когда же сообщат, что это дурацкий розыгрыш, жестокая шутка, издевка, насмешка судьбы… Но этого не произошло. Я просто отказывался верить, что малышка Мона попала в клинику для душевнобольных. Президентская гонка, карьера отца, шантаж Филиппа уже не казались чем-то сверхважным. Отныне фокус сместился.

Был поражен, как за всей этой разноцветной мишурой не заметил главного. Как мог проглядеть, что любимая девочка, с которой мы провели под одной крышей несколько незабываемо – сладостных часов, чуть ли не находится на грани нервного срыва?

Это казалось абсурдом. Перед глазами до сих пор стояло её умиротворенное улыбающееся лицо с приоткрытыми влажными губами. Если она отчего-то и готова была потерять рассудок, то только от наслаждения, вызванного моим горячим телом и ненасытными ласками. В тот день мы оба рехнулись от счастья…

Прокручивал в голове каждую нашу встречу, пытаясь понять, как не усмотрел странностей в поведении девушки? Да, Мона была вспыльчивой, эмоциональной и капризной, как, собственно, все девчонки её возраста, но она никогда не производила впечатления человека с расшатанной психикой. Мы столько времени проводили вместе: я бы обязательно что-нибудь заметил…

Миллионы мыслей витали в голове, закручиваясь в разрушительную воронку торнадо, когда я летел в самолете вечерним рейсом обратно в Париж. Решил во что бы то ни стало во всём разобраться, ведь уже и сам находился на грани помешательства. Кровь в жилах начинала вскипать только от мысли, что она одна в маленькой безликой палате психиатрической клиники. Готов был пожертвовать всем, лишь бы помочь моей ненаглядной Белоснежке выбраться из кошмарного заточения.

«Только дождись меня! И я разрублю все оковы, которыми тебя связали по рукам и ногам. Я уже здесь!» – еле слышно произнес во время посадки в аэропорту Шарль де Голля.

* * *

Залетел в дом, сразу же направляясь в спальню родителей. Из вчерашних новостей узнал, что несколько дней назад они вернулись в Париж.

– Жозефин?! – без стука распахнул входную дверь, в ту же секунду сталкиваясь с тяжелым взглядом мачехи.

Женщина замерла посреди комнаты, нервно поправляя пальцами чалму из полотенца на голове. По всей вероятности, она только что вышла из ванной.

– Вильям? Что ты здесь… Как ты посмел приехать?! – холодные темно-карие глаза метнули целую охапку шаровых молний, вот только у меня в груди теперь находился громоотвод.

– Хочу знать правду, – спокойно ответил, отмечая, как подрагивает маленькая жилка на тонкой шее мачехи.

Женщина явно нервничала, и теперь предстояло установить причинно-следственную связь этого явления.

– Хорошо. Дай мне только немного времени, чтобы привести себя в порядок! Анри уже уехал в предвыборный штаб, а мы с тобой пообщаемся за завтраком, – сквозь зубы процедила брюнетка, и я не стал более задерживаться в их комнате.

Минут двадцать спустя мать Симоны, наконец, присоединилась ко мне за обеденным столом. Теперь она выглядела иначе: блестящие темно-каштановые волосы были зачесаны на одну сторону, тонкие губы сдобрены бледно-вишневым блеском, а на чуть впалых щеках неожиданно заиграл здоровый румянец. Ухоженная брюнетка облачилась в стильный деловой костюм, который состоял из легкого пиджака и шелковой юбки. Она закинула ногу на ногу, протягивая мне альбом, который всё это время держала в руках.

– Что это еще такое? – спросил, враждебно прищурившись.

– Если ты все еще сомневаешься в правдивости моих слов, то просто посмотри фотографии, – будничным тоном произнесла Жозефин, делая маленький глоток чая из фарфоровой кружки.

Положил перед собой небольшой альбом, на ярко-розовой обложке которого изображен единорог. Уголки губ непроизвольно искривились в слабую полуулыбку. Несколько лет назад вся комната Симоны больше напоминала официальное представительство какой-нибудь сказочной страны: повсюду картинки с замками и единорогами, а вместо кровати масштабное сооружение, похожее на огромный трон принцессы с шелковым балдахином-пылесборником. Машинально перевернул страницу и вздрогнул, ощутив, как тело вмиг пронзили микроскопические ножи колючих мурашек…

– Что это ещё за чертовщина? – выдал голосом человека, рядом с которым находился маньяк, сжимавший в одной руке канистру с бензином, а в другой – коробок спичек.

– А что, не узнал? Так выглядела Мона шесть лет назад… Неужели непохожа?