Порог

– Ого, – тихо присвистнул Жан-Жак, развернув свиток и мельком пробежав по тексту взглядом.

Коротко оглянувшись по сторонам, он быстро вернул манускрипт в футляр, завинтил и спрятал находку в рукав —

его всегда интересовали старинные рукописи, которых было немало в папской библиотеке. Он собирался рассмотреть его позже, на досуге.

Жан-Жак заметил, как Фернан рванулся к горке подношений – она состояла из отрезов шелка и бархата, кувшинов с тонкими и длинными горлышками, видимо, персидской работы. Но не это привлекло его внимание; он заметил еще и небольшой кошель из крашеной красной кожи, украшенный золотым витым шнурком. Кошель смотрелся дорого, да и бока его приятно круглились. Жадная лапка Фернана нацелилась именно на этот кошелек, взяла его и поспешно затолкала за пазуху, в потайной карман.

И в этот самый момент чья-то рука схватила его за штанину.

– Эй! – вскрикнул от неожиданности Фернан.

– Помоги мне, добрый человек! – прохрипела женщина, вид которой оставлял желать лучшего. Вероятно, она была уже сильно больна. Ее всклокоченные волосы наполовину закрывали почерневшее лицо, руки исхудали, как палки, и были испещрены кроваво-красными язвами, зато бархатное платье винного цвета выглядело прилично, разве что выпачкано в пыли, потому что стояла она на коленях. Как и откуда ее сюда принесло, сказать было трудно.

– Пустите меня! – вырывался от нее Пико, но она вцепилась в него еще сильнее:

– Помоги, здесь моя дочь!

– Да что вы! Это мужской монастырь, – зашипел Пико, пытаясь освободиться из цепких и страшных рук незнакомки. – Не может здесь быть вашей дочери!

– Здесь, здесь она, – настаивала та. – Господин де Шолиак назначил ей встречу…

Имя доктора почти убаюкало бдительность Фернана, как вдруг он увидел за ухом женщины огромный багровый чумной бубон.

Молодой человек взвизгнул и стал нешуточно вырываться:

– Да оставьте вы меня!

– Мне нужно найти свою дочь, – повысила голос незнакомка и вдруг закашлялась. – Она пришла сюда еще днем…

– Пустите меня! – завопил Фернан, отворачивая от нее свою маску и беспорядочно молотя по воздуху руками.

Со своим клювом он напоминал сошедшую с ума птицу. Рукава его задрались, рубаха сбилась, а женщина, словно обезумев, цеплялась за него и царапалась, как дикая кошка:

– Где она? Почему вы прячете ее от меня? Она неисцелима?! Скажите мне правду!

– Жан-Жа-ак! – кричал не на шутку перепуганный Пико, забыв и про свой вожделенный кошелек, и про остальные лакомые предметы.

– Вон! – коротко рявкнул подскочивший сзади Бизанкур.

Загудело пламя факела, которым он, не церемонясь, ткнул женщине в лицо. Она, шипя, отшатнулась и упала навзничь, продолжая тянуться к Фернану и выкрикивая какие-то ругательства. Тот, тоже упав на землю, голосил как резаный и пытался ползком покинуть это место как можно скорее.

– Она меня оцарапала! – в панике визжал он.

– Быстро отсюда! – рыкнул Жан-Жак и пинками погнал приятеля обратно во дворец, но стражники, охранявшие папские покои, не пустили их, ввиду отчаянных воплей Пико. Характер их мог вызвать во дворце нешуточную панику.

Бизанкур коротко ударил приятеля в физиономию. Раздался смачный шлепок, и из разбитого носа Фернана закапала кровь. Он испуганно замолчал.

– Заткнись, а то нас вышвырнут в два счета, – прошипел Жан-Жак, срывая с себя перчатку и отбрасывая ее в огонь костра, которых вокруг было предостаточно. – С другого крыла зайдем, где твоих диких криков не слышали… Или я тебя свяжу и рот заткну!

Он подгонял своего непутевого дружка окриками, не желая лишний раз до него дотрагиваться, и втолкнул в одну из келий на первом этаже:

– А теперь ты тут посидишь, и тихо, понял?

Пол там был каменным, на нем лежала небольшая охапка соломы.

– Бросаешь меня?! – заорал было тот, но Жан-Жак новым пинком отшвырнул его к небольшой узкой кровати.

– Я собираюсь тебя спасти! Но, если услышу хотя бы звук отсюда, вернусь и убью тебя собственными руками. Я не шучу!

Видимо, тон Бизанкура был достаточно угрожающим, потому что Фернан рухнул на пол, спрятал лицо в тюфяке, бывшем на кровати, и беззвучно заплакал.

Жан-Жак поспешно покинул келью, замкнув ее ключом, который висел рядом на гвоздике, вколоченном в дверной косяк – это были кельи для тех, кто хотел молиться в полном уединении, и запирались они как снаружи, так и изнутри. Потом, потерев пальцами стену, он нарисовал на двери косой крест, после чего поспешил в покои папы, и на этот раз стражники безмолвно пропустили его.