Порог

— Вадрик описал Ледянистую, он так ее и назвал, — продолжал Криди. — Верно предположил, что этой планете достается очень мало солнечного света и условия жизни на ней суровые… Он наблюдал и за Огненной, но был уверен, что там жизнь вообще невозможна…

Анге, глядя на голубой диск на экране, вспомнила Огненную. Самый близкий к солнцу обитаемый мир. Жаркие пустыни, серовато-зеленые растения, едва выживающие в раскаленном пекле. Шахты, где добывали редкоземельные элементы — люди работали на Огненной вахтенным способом, слишком тяжело было жить в этом аду. Анге тоже отработала на Огненной полгода, добиваясь направления на строительство корабля.

Удивительно, что все планеты в итоге называли именами, придуманными кисами. Древние человеческие названия в честь забытых богов остались лишь в учебниках истории. Названия кис были описательными — Ласковая, Ледянистая, Огненная…

— Вадрик предположил, что Ласковая лишена разумной жизни, — продолжал Криди. — Он мечтал полететь к ней… Но больше всего ему понравилась Желанная.

— Желанная? — не поняла Анге.

— Человеческая планета, ваша родина.

— Я не знала, что вы ее так зовете.

— Мы не зовем. Вадрик считал, что она наиболее пригодна для колонизации. Потом он увидел на ней огни, разгорающиеся с приходом ночи, и понял, что это города. Он записал в своем дневнике: «Этот чудесный мир, второй от светила, богат теплом, водой и жизнью. И жизнь эта достигла высот, сравнимых с нашей цивилизацией».

— Я знаю эти строки, — сказала Анге.

— Ты не знаешь продолжения. «Это величайший вызов и опасность для нас, ибо нам придется сойтись в противоборстве с иным разумным видом, быть может, превосходящим нас во всем».

Анге молчала. Голубой диск смещался к краю экрана.

— Вадрик был прежде всего логиком, — продолжал Криди. — Он очень убедительно обосновал неизбежность нашего конфликта. Предложил бросить все силы на развитие космонавтики, чтобы как минимум первыми колонизировать Ласковую.

— А как максимум? — спросила Анге.

— Захватить и поработить вашу планету. Исключительно с той целью, чтобы этого не сделали вы.

— Но вы этого не сделали, — сказала Анге, помолчав.

— Нет. Было совещание прайдов. Большой диспут. Выступал Вадрик. А потом выступал Мард, мистик и поэт из другого прайда… Линге его потомок. Он переспорил Вадрика. Он убедил лидеров прайдов, что война не обязательна. Что мы должны надеяться на лучшее и приближать его всеми силами. Наладить с вами связь. Делиться открытиями. Вадрик принял волю прайдов, но до конца жизни не верил в правоту Марда. Считал, что контакт закончится трагедией для нас. Он создавал корабли, он заложил и основу ядерной физики. Не для того чтобы у нас был ядерный привод в кораблях, а надеясь создать оружие против вас. Вадрик умер, так и не поверив в наше общее будущее. Поэтому Вадрик трудная фигура в нашей истории.

— Трагическая, — сказала Анге.

— Да, — подтвердил Криди. — Он многое придумал и остался в истории великим изобретателем. Он смирился перед общей волей, а это еще труднее, чем придумать новое. Но он не совершил главного — не признал своей ошибки. Это заставляет нас печалиться о нем. И не все рассказывать людям.

— Может быть, вы не правы, — сказала Анге. — Может быть, он сделал большее, чем признал ошибку. Он показал вам, что даже гений может ошибиться и упорствовать в своих заблуждениях. Что иногда прав поэт, а не ученый.

Криди повернул голову и пристально посмотрел на Анге.

— Жаль, — сказал он. — Жаль, что наши тела разные, Анге. Ведь наши души одинаковые.

* * *

Третьей-вовне было холодно.

Небо над ней было черным, но не ночной темнотой обитаемых планет, а, скорее, бездонной тьмой лишенных атмосферы планетоидов. Звезды над головой казались одновременно ярче и меньше, чем ожидаешь увидеть с поверхности планеты, такими они выглядят с безатмосферных планетоидов.

Но воздух вокруг был. Разреженный, холодный воздух с горьким привкусом химии и сладковатым запахом гниющей органики.

Она стояла на каменном плато. Слабый ветер пробивался сквозь простое белое платье. Босые ноги чувствовали холод и острые камешки. Губы пересыхали — воздух был не только разреженным, но и сухим.

А вокруг, до самого горизонта, вставали из скал причудливые сооружения — изогнутые башни, закрученные в спирали рваные плоскости, утопленные в почве купола. Разноцветные световые проблески проплывали в небе, иногда беззвучные белые молнии били вверх с вершин башен, растворяясь в бесконечной темноте.

И еще был звук. Ритмичный, неспешный, доносящийся из-под земли, словно где-то стучал огромный барабан или билось исполинское сердце…

Третьей-вовне стало страшно.

— Мать! — закричала она. — Мать!

Голос против ожиданий прозвучал громко. Разнесся среди мертвых строений и растворился в темноте.

— кто ты дитя

— Я — Ракс, Третья-вовне!

— нет третьей вовне

— Мать!

— это бессмыслица кто ты дитя

Ксения снова закричала, закрывая лицо руками.

— ракс всегда ракс ты помнишь наш долг

Она почувствовала, как невидимые руки обхватывают ее, сжимают, трясут. Что-то коснулось лица…

— Не хочу, не хочу, не хочу! — закричала Ксения.