Порог открытой двери

Бурундук снова свистнул, уже дальше. Давясь от торопливости, заперхала где-то вблизи кедровка.

В стланике о расстоянии говорят только звуки. Увидеть дальше своей руки почти ничего невозможно. Стланик — не дерево и не куст, изогнутые стволы его сплетаются в непроходимую чащу. Их, густо облепили остатки паутины, жухлой травы и мха — все то, что ветви стланика подняли с земли, освобождаясь весной от снёга. Чуть дальше на пути Яна белел небольшой снежник с обтаявшими мусорными краями. В середине его кусты стланика еще не проснулись и своими распластанными ветвями напоминали застывшие морские звезды.

Ян стукнул ботинком по толстой, прихваченной ледком ветви, и куст в белом облаке снежной пыли взметнулся вверх. Яна обдало брызгами, и он снова выругался, хотя неизвестно было, на кого надо сердиться. Он же сотни раз видел, как взрываются весной освобожденные кусты стланика.

Но сегодня его все злило и раздражало. Он думал о Радже. Ян встряхнул головой, отгоняя воспоминание, но оно лезло из памяти, загораживая собой реальный окружающий мир.

Ян уже не видел серых валунов, полупроснувшихся кустов стланика, горькой белизны умирающего снега. Перед ним опять змеилась дорога, взбирающаяся на заоблачный перевал, а в руках дергался и дрожал непослушный руль угнанной «Татры».

Началось с ерунды… А что начинается не с ерунды? Собрались ребята в дверях подъезда. Никто никого не звал и не ждал. Просто каждый следующий как бы спотыкался о предыдущих и оставался с ними. Кого-то родители послали в магазин, кто-то возвращался из школы или из Дворца спорта, и вот встретились в обшарпанном унылом подъезде — и ни туда ни сюда, словно лучшего места во всем городе не найти. Стояли, пытались острить, и каждый подсознательно ждал нечаянности. Чтобы произошло что-нибудь, хоть пустяк, но такой, о котором не знаешь заранее. Скажем, появилась бы во дворе незнакомая красивая девчонка или хоть бы забрел пьяный. Но никто не приходил и ничего не происходило. Только, как мячик пинг-понга, мгновенно перелетела из подъезда в подъезд легконогая Наташа Рыжова. На мальчишек даже и не покосилась, а они не успели придумать, что бы такое крикнуть ей вслед.

Да, так было: мелькнула и исчезла Наташа… И тут же Ян увидел «Татру», стоявшую во дворе. Огромная машина заслонила собой сарай, и как-то сразу почувствовалось, что ей здесь не место. Подойдя к ней, Ян заметил и другое: водитель «Татры» забыл взять с собой ключ от зажигания.

— А что, братцы, кто хочет покататься? — спросил Ян небрежно. — Дернем на перевал?

— Ну уж и на перевал? — недоверчиво протянул Раджа. — Так бы… немножко прокатиться. Да тебе и не справиться с «Татрой».

Вот этих-то слов и не надо было говорить!

Дальше все произошло очень быстро. Ян до сих пор не понимает, откуда в кабине, рядом с ним и Раджой, оказался почти незнакомый пацан, Валька-Морковка? Его вроде и во дворе-то не было перед этим.

Как странно: машина послушалась. Яну даже удалось развернуться вместе с прицепом во дворе и благополучно нырнуть под тесный свод арки.

Город кончался прямо за речкой, замыкавшей их двор. Дальше начиналась знаменитая Колымская трасса. Если ехать прямо, то через две тысячи километров можно оказаться в низовьях Индигирки. Отец Яна, геолог, рассказывал, что там среди топких непроходимых болот живут удивительные белые журавли-стерхи и розовые чайки. Но Ян свернул на проселок, что вел к ближайшему, почти забытому сегодня перевалу.

Заброшенная дорога напоминала стиральную доску. Подсыпку с нее смыло дождями, гравий растащили колеса машин. Дорога исхудала и сгорбилась. А хилая на вид окрестная тайга уже примеривалась, как бы вернуть обратно свои владения. Высовывались из водомоин бурые головы прошлогоднего кипрея, в другом месте выполз на дорогу краснотал, там притулилась крошечная лиственница. То, что выживает в болотистой колымской тайге, умеет держаться за жизнь прочно: краснотал и из-под колеса машины встает.

Перевал, начался внезапно. Машина миновала очередной скучный поворот, и Ян невольно нажал на тормоз. Впереди, одна выше другой, вставали странные зеленоватые горы. На вершине дальней спали облака, а ближний склон: словно бы опутала тонкая темная нитка, и по ней медленно скатывалась одинокая бусина. Не сразу пришло в голову, что нитка — дорога, а по ней спускается с перевала машина. Вот тогда Ян впервые почувствовал, что у него вспотели руки, а в глазах запрыгали черные точки. Но это было лишь начало…

Почему он не остановил машину сразу же, на том первом повороте? Он не знал. Ему и сейчас казалось, что дальнейшее происходило словно бы помимо его воли и это уже не он, а кто-то другой продолжал отчаянно крутить скользкий непослушный руль, а пот заливал глаза и даже в рот стекал противными солеными струйками.

А Раджа молчал. Он за всю дорогу не проронил ни слова. Трещал вначале, как кедровка, только малыш Валька — ему все нравилось, все забавляло. И как ни странно, его болтовня очень помогала Яну. А вот когда и он смолк, стало совсем плохо.