Порог резистентности (СИ)

– Хорошую бабу себе отхватил, – бросил смотрящий. – Умную. Береги ее. Теперь слушай сюда. Бросите меня – разморожусь, догоню и убью, – буднично сказал он.

– Гросс, подожди. Кто-нибудь вообще пробовал сосульку во второй раз?…

Старик тяжело покачал головой.

– А что если… ты больше не отморозишься?

– Значит, так тому и быть. Все равно мне недолго осталось, – резонно заметил Гросс. – Теперь второе. За козлом, – он кивнул в сторону Гомера, – смотреть в оба. Если рыпнется – мочи первым, не думай. Не жалей! Иначе я в тебе разочаруюсь.

– Гросс…

– Ша! – прикрикнул тот.

Тимур пристыженно замолчал, глядя, как Гросс возится внутри спецухи. Он не сразу понял, что старик делает. Только когда рукава и штанины опустели и повисли, а смотрящий свернулся в середине комбинезона в позе зародыша, он догадался. Тащить превратившегося в ледышку человека по тоннелям – задача не из легких, и мудрый старикан постарался свести риск откалывания частей его тела к минимуму. В таком виде любой сможет легко закинуть спецуху, превратившуюся в подобие рюкзака, на спину.

– Давай, – глухо скомандовал Гросс из глубины получившегося свертка.

Джокер наклонился и аккуратно вложил в рот хозяину прозрачный столбик. Гросс плотнее прижал подбородок к груди.

Тимур молча наблюдал, как болезненно-красные пятна на щеках медленно гаснут, сменяясь восковой бледностью. Как перестает тяжело вздыматься и опадать грудь. Как живое тело превращается в "лед".

Я тебя не брошу, старик, мысленно пообещал он. Главное – самому выжить.

4

Частые прозрачные волны тыкались в берег. Так дружелюбный щенок ищет мокрым носом ладонь хозяина. Сверкающие в лучах солнца песчинки создавали крохотные вихрящиеся смерчи в изменчивой водной стихии. Ноги Тимура – бледные, едва ли не прозрачные, тощие ноги каторжника – нелепо и чужеродно смотрелись в этом торжестве лета.

Припекало довольно ощутимо. Тимур дотронулся до затылка – горячо. Окунуться? Он повернул голову, бросил взгляд на лежащего в отдалении Гросса. Ни жаркое солнце, ни нагретый желтоватый песок не могли прогнать неестественный холод, сковавший однорукую фигуру. Смотрящий – Тимур все еще мысленно называл его так, хотя не было уже ни каторги, ни толпы уголовников – смотрящий лежал неподвижно, свернувшись, точно младенец в утробе матери. Раскидистые ветки, густо усеянные темно-зелеными узкими листьями и мелкими оранжевыми цветочками, отбрасывали на неживое-немертвое тело кружевную тень.

Все-таки нужно окунуться. Тимур представил, как с размаху падет в теплую, ласковую воду, как раздвигает ее руками и ногами, плывет – долго-долго, не чувствуя усталости, не думая ни о чем, просто наслаждаясь… Это того стоило, старик, сказал он себе. Нечеловеческие условия живого корабля, годы каторги, сотни кубометров выданного на-гора льда, долгий безнадежный путь по холодным тоннелям. Стоило пережить все это, чтобы теперь просто взять и упасть в подсвеченную солнцем прозрачную воду с танцующими в ней песчинками!

Он не успел. За спиной раздался странный звук – шорох, кряхтение, неразборчивые возгласы. Тимур обернулся.

Над неподвижным телом Гросса толклась неизвестно откуда взявшаяся стая бабочек. Аляповато-цветастые крылья размером с ладонь взрослого мужчины часто-часто складывались и раскрывались, издавая те самые звуки, что привлекли внимание Тимура. От суетливых насекомых исходило отчетливое ощущение опасности. Обгрызут сейчас старика, с беспокойством подумал Тимур. Мне потом Джокер голову отвернет, что не уследил. А кстати, где он сам? И где Слон? Стерва?

Он сделал пару шагов к смотрящему. С оттенком насмешки над собой заметил, что даже несмотря на тревожное чувство продолжает наслаждаться – мягко продавливающимся под ступнями горячим песком, ощущением солнечных лучей на плечах, свежим воздухом, наполненным запахом соли и водорослей…

– Эй! – неуверенно крикнул Тимур, заставляя себя собраться. – Слон, ау! Джокер!

Из безумного переплетения веток и стволов, отгораживающих пляж от леса, донесся заунывный вой, явно не принадлежащий человеку.

– Вот это номер, – растерянно пробормотал Тимур.

Вдруг оказалось, что солнце не ласкает теплыми лучами кожу и волосы, а жжет их – злобно и остервенело. Шум моря усилился и, бросив короткий взгляд на полосу прибоя, Тимур увидел, что волны стали гораздо выше и уже не лижут берег, а яростно набрасываются не него, раз за разом обрушивая на песок мутно-пенные гребни.

Тихий жалобный стон, донесшийся со стороны Гросса, заставил Тимура подпрыгнуть на месте. Ожил? Бегом преодолев десяток шагов, отделяющий его от смотрящего, Тимур упал на колени, дотронулся до щеки… Холодная.

И тут на него обрушились бабочки, про которых Тимур успел совершенно забыть. Густая трепещущая, хлопающая крыльями, кряхтящая масса навалилась, мгновенно забив пыльцой нос, запорошив глаза. Он попытался вскочить, вслепую размахивая руками, но проклятых насекомых становилось все больше. Они давили на грудь, больно кололи тонкими острыми лапками, усиками, хоботками. Какая глупость – бабочки-убийцы, сердито подумал Тимур… и проснулся.