Порог резистентности (СИ)

– Успокойся, милая. Все хорошо. Мы почти договорились…

– Им нельзя верить! Они ломают, насилуют, уничтожают все на своем пути. Ты… Ты подвергаешь семью опасности! Пусть уходят отсюда, пусть убираются прочь! Прочь!

Она бросилась с кулаками на стоящего впереди всех худощавого, но Риф удержал ее, притянул к себе.

– Простите, – бормотал он, борясь с ней. – Мы поговорим в следующий раз, я еще приду. Один.

Он потащил брыкающуюся Раду к выходу.

– Успокойся, милая. Радушка, ты устала. Не нужно было тебе сюда, я знал, что тебе станет хуже. Я все сделаю сам.

– Рада? – удивленно протянул худощавый, словно что-то припоминая. – Рада Алинтас? Эй, энтомолог, стой.

Риф остановился, не выпуская ее.

Худощавый шагнул ближе.

– Рада? Джок, Слон, это она. Живая…Вы должны ее помнить! Рада, это я – Тимур! Помнишь?! Ларин. Журналист, помнишь?

Железная хватка Рифа разжалась, и Рада рухнула на пол. Тот перешагнул через нее, бросился к худощавому, схватил его за грудки.

Здоровяк подскочил, ругаясь, замахнулся огромным кулаком.

Биши мгновенно растащили мужчин.

Риф задыхаясь встал с пола, трясущимися руками достал зуб на шнурке и протянул Ларину.

– Вот, возьми! Это же твой? Я знал, что… Тимурка! Братишка!

Журналист перестал трепыхаться в крепких лапах биши, скосил бешеные, ничего не понимающие глаза на Рифа.

– Все нормально! – крикнул Риф. – Это мой брат. Моя семья.

Биши зашевелили сяжками, выражая сомнение. Рада хотела возразить, но ей вспомнилась небрежная мысль, брошенная Оши: "Для биши ты слишком много споришь". С тяжелым сердцем она кивнула, подтверждая слова Рифа.

Биши встали у нее за спиной, наблюдая за непонятными двуногими.

– Как же я рад! Дай обниму тебя.

Ларин поморщился, но не отстранился.

Рада пыталась вызвать в памяти образ журналиста, который когда-то помогал ей и замерз, но это чудовище не имело ничего общего с тем, кого она помнила.

Слон топтался рядом, пытаясь извиниться. Неловко как-то вышло. Пусть уж энтомолог на него зла не держит. Рефлексы, мать их, против них не попрешь. Риф, не слушая его, тормошил брата:

– Как ты вообще тут выжил со своей аллергией?

Тимур неопределенно пожал плечами.

– Какой же ты стал. Половины зубов нет. И ухо! Где твое ухо? – продолжал суетиться Риф.

– На себя посмотри, – хмуро сказал Тимур.

– Да я совсем уже старик. Сколько времени прошло… Вот уж не думал, что доведется встретиться! Тем более вот так. Радушка, это же братишка мой, а ты: "не верь им, не верь"… – Риф наконец-то вспомнил о ней. – Не бойся, милая. Это же мой брат. Погоди-ка, выходит, вы друг друга знаете?

– На одном пересылочном корабле летели, – ответил Тимур, разглядывая ее. – Значит, ты все это время был здесь, на Фригории? Ты – тот самый легендарный каторжник, который приручил снегожорку?

– Легендарный? Что ты, Тимурка? – засмеялся Риф. – Глупости это! Нам о важном нужно поговорить! Сколько ты уже здесь? Родители как, еще живы?

4

"Радуйся, глупая, – сказала ей биши Ра. – Хватит трусить. Это наш шанс. Вернемся к сестрам! Будем жить в свое удовольствие, ведь жизнь так коротка. И может… может наконец я услышу Песнь Песней".

"А как же Риф?".

"Ты ему не нужна, он больше не один. У него есть семья. А мы… мы свободны и можем жить как хотим. Я и так слишком долго спала. Теперь ты должна уступить мне место".

Рада чувствовала, что ей тяжело противиться самке нзунге, живущей в ее теле. Ра становилась все сильнее и требовательнее. Она была решительной и смелой, как и все биши. Уступить ей, значит не принимать решений, раствориться в семье, и не делить кров с беглыми каторжниками, непредсказуемыми и опасными.

Но оставить с ними Рифа, с которым прожили столько лет… Особенно Раду пугали двое – лысый и невзрачный, или Слон и Серый, как их называли остальные. От них исходила угроза, только Риф этого не замечал. Он менялся на глазах, стал оживленным и уверенным, особенно после того как умело провел непростую операцию.

Насколько плох был он в роли переговорщика, настолько же хорош оказался в операционной. Словно занимался этим всю жизнь.

Раде пришлось лишь напоить Стерву грибной настойкой и обработать ногу. Бескровное лицо женщины расслабилось и приобрело удивленное выражение.

Уверенными круговыми движениями Риф рассек кожу выше укуса, потом начал отделять ее от плоти. Раду мгновенно замутило от запаха человеческой крови, она хотела отвернуться, но Риф прикрикнул, чтобы она держала свет ровно. Плазменным резаком он отсек рваные ошметки мяса и кость. Кровь мгновенно запеклась, и ему осталось лишь аккуратно зашить кожу и обмазать культю регенерирующим гелем.

Когда больную вернули в хибару, Тимур присел возле нее, окинул взглядом и длинно выругался. Коснулся рукой головы, откинул волосы с влажного лба.

– Сделал все, что смог, – словно оправдываясь, сказал Риф.

Слон разразился очередной непереводимой тирадой.