Порог резистентности (СИ)

– Слушай внимательно, журналист. Повторять не буду. Законы у нас здесь суровые, но справедливые. Вижу, что ты толковый, хоть и анархист. Я не Крот, и считаю, что за незнание не наказывать надо, а учить. Есть несколько правил, которые стоит выполнять, чтобы остаться человеком даже здесь. Первое – не убей. Разные, конечно, случаи бывают, но если не хочешь стать зверем без капли морали – нельзя убивать своих товарищей. Убьешь, будь готов, что и тебя скоро завалят. Закон второй – не укради. Пайку, спецуху, время с бабой можешь в карты выиграть или силой отобрать. Но за крысятничество тут убивают. Здесь и так трудно выжить, так что врагов заводить не надо. И это третий закон. Тут, конечно, думать надо. Врага лучше уничтожать сразу, иначе выжить будет трудно, но убийство – это крайнее средство. Потому что есть первый закон. Лучше задушить конфликт в зародыше. И четвертый закон – не оскорбляй. У нас нельзя безнаказанно людей посылать.

– Но Крот…

– Молчи и слушай, я сказал! – повысил голос смотрящий. – Крот в авторитете, а ты сявка вновь прибывшая. Не тебе на Крота гавкать. Хочешь выжить – терпи, молчи и башкой думай, а не яйцами с авторитетами меряйся! Понял?

Тимур кивнул.

– Теперь вот что. Я здесь уже семь лет. Из моей партии никого не осталось. А я подыхать не собираюсь. И ты мне в этом поможешь.

– Я?

– Ты, – невозмутимо подтвердил Гросс.

– Но каким образом? – удивился Тимур.

– Найдешь способ сбежать. Каторга, она знаешь где?

– Где?

– В твоей голове, чудила. Нас здесь никто не охраняет. Мы люди свободные, а свободный человек – он все может, что захочет. Захочет -здесь останется, захочет – свалит к чертовой матери.

Тимур несколько раз открыл и закрыл рот. Поморгал глазами. Крепко зажмурился и длинно выдохнул.

– Не веришь, – понял Гросс.

– Первое, что нам рассказали здесь, – не открывая глаз, отозвался Тимур, – что сбежать невозможно. Каторга уже много лет существует, так? И ни одного случая побега не было.

– Было, – веско бросил Гросс, и Тимур сразу заткнулся. – Попыток было много, в основном неудачные. Грузовой пространник, он ведь только неорганику пропускает, поэтому и охраны возле него никакой.

– Откуда вы знаете? Никто же не видел, что с теми, кто в тоннель ушел, случается. Вдруг они давно на солнышке греются? А вы… мы, трусы легковерные, лед для проклятых снеговиков колем.

– Тех, кто бежать через пространник пробовал, размазывало по вагонетке тонким слоем. Кто на той стороне лед принимает, тоже не дураки. Кишки да кровищу так в вагонетке и оставляли. Мол, глядите, чего с вами будет, если бежать вздумаете. Страшная это смерть, журналист. Хуже чем замерзнуть или от зубов снегожорки сдохнуть. Никому такого не пожелаешь.

– А теперь объясните мне, уважаемый Гросс, с какого… почему вы решили, что я смогу это сделать?!

Он открыл глаза и уставился прямо в бесстрастное лицо смотрящего. Слышал бы меня сейчас Слон, мимоходом подумал Тимур, окочурился бы от ужаса. Нельзя так разговаривать с "самым главным отморозком"! Да плевать я хотел на все эти игрища! Ну, кивнет он сейчас своим прихлебателям Джокеру и Лаки, ну, грохнут меня и на мясо пустят. И что? Страшно мне? Тимур прислушался к себе и честно ответил: страшно. Но не очень. Этот интриган доморощенный сколько лет тут корячится, надо же ему себя как-то развлекать. А мне, по-любому, четвертый путь выпадает – больше чем на полмесяца таблеток не хватит. Закончатся, и кирдык. Так что могу говорить, что хочу, и точка!

– Потому что был один, которому удалось сбежать, – отрезал Гросс. – Так что слушай сюда, журналист. Чтобы не сдохнуть через месяц, ты должен стать отморозком. Снегожорку завалить у тебя кишка тонка, так что ищи сосульку. Когда я буду знать, что ты выживешь, тогда дальше будем разговаривать. А пока в наказание отработаешь еще полсмены.

– Э… – начал было Тимур.

Но едва заметный кивок смотрящего послужил командой помощникам – к Тимуру подскочили с двух сторон, оттеснили.

– Прошу извинить, Гросс-сенсей отдыхать будет, – бесстрастно произнес Джокер.

– Вали в забой, снегожоркина отрыжка, пока дубиной под ребра не получил! – оскалился чернокожий верзила Лаки.

– Уже ушел, – мирно сказал вовремя поумневший Тимур.

3

Ночью "весенний" пронизывающий ветер усилился настолько, что на путь от забоя до барака Тимуру потребовалось едва ли не в два раза больше времени, чем обычно. Шквальный ветер бил его в спину как таран. Если бы не спасительная веревка, проложенная между бараками и забоем, Тимур давно бы сбился с пути и замерз где-нибудь в сугробе. Разглядеть что-либо дальше вытянутой руки было невозможно. Мутный свет налобного фонаря выхватывал бешено крутящуюся ледяную крупу и тут же рассеивался, не в силах бороться со стихией.