Читаем Пороги полностью

На самом деле выводы были длинные и нудные. Сначала общие слова. Потом краткое перечисление достижений отдела. Наконец, недостатки. Их было много. Одних упущений в документации комиссия обнаружила штук двенадцать. Например: «Отчеты печатаются не на бланках установленного образца, с рамкой вокруг текста, а на обычной бумаге» (Ган поднял руку и попросил внести в акт, что бланков установленного образца институту не отпустили; было внесено). Критиковались нестандартные размеры полей и отступов, не соответствующие ГОСТу, и другие нарушения, вроде нестандартного написания латинских и греческих букв.

По содержанию отчетов замечаний не было, кроме одного: «Необходимо больше внимания уделять существу вопроса». Полынин с места произнес довольно громко: «Доклад комиссии евнухов, выбирающих наложницу султану». Засмеялись все, кроме Никифорова. Один из членов комиссии, юмористический бородач, предложил «исключить из выводов эту неопределенную рекомендацию», что и было сделано ко всеобщему удовольствию.

Далее комиссия обрушилась на названия работ. Ей удалось обнаружить, что названия тридцати процентов тем менялись по ходу их выполнения, что отмечалось как серьезное нарушение планового принципа работы. Названия лабораторий не вполне соответствовали их тематике. Одна из тем, «Преобразователь алгебраических выражений», была внесена в план волевым актом заведующего.

Указывалось, что сотрудники отдела «стихийно посещают библиотеки, не оформляя это должным образом» (на каждый пункт обвинения Фабрицкий согласно кивал). В числе недостатков указывалось и то, что в отделе нет четкого разграничения разного рода собраний: научного семинара, философского семинара, профсоюзного и общего собраний. Например, председатель комиссии, посетив заседание философского семинара и выслушав содержательный доклад товарища Шевчука, считает все же, что его было бы уместнее вынести на научный семинар, так как в нем было много формул и докладчик не привел ни одной цитаты из первоисточников (Шевчук самодовольно обвел аудиторию черным масленым взором, словно его невесть как похвалили). Должности лаборантов, механиков, техников хронически недоукомплектованы. План защит кандидатских диссертаций недовыполнен... и так далее.

Все слушали внимательно, ожидая, когда же наконец грянет гром — зайдет речь об анонимках. Но нет, ничего такого не последовало. Комиссия ограничилась неопределенным указанием: «В отделе еще не все сделано по линии воспитательной работы». Выводы закончились на каком-то беззубом отрицательном пунктике, чуть ли не о внешнем оформлении стендов наглядной агитации. И это все?

Оказалось, все. Никифоров сложил листки и сел. На кафедру вышел Фабрицкий.

— Товарищи, мы только что прослушали глубокий и содержательный доклад профессора Никифорова. Мы благодарны комиссии и лично Михаилу Семеновичу за объективную и доброжелательную критику. Отдельные недостатки, справедливо указанные в выводах комиссии, мы постараемся изжить. У нас еще много недостатков. Далеко не все они были указаны в докладе. Мы знаем о них и надеемся с ними справиться. Позвольте, товарищи, от вашего лица поблагодарить комиссию и ее председателя за плодотворную работу.

Фабрицкий хлопнул в ладоши. Аплодисменты, хоть и недружно, были подхвачены.

Стали расходиться. Фабрицкий вышел вместе с Ганом.

— Гора родила мышь, — резюмировал Ган.

— Но я был у горы акушером. Знали бы вы, Борис Михайлович, чего мне это стоило! Все эти дни, пока комиссия проверяла отдел, я непрерывно работал с ее председателем лично и через других. Мне удалось нащупать его самое слабое место: он болезненно не любит формул. Он что-нибудь скажет, а я сразу — на язык математики. Пишу что попало: дифференциальные уравнения, операторы, кванторы... Нечто, не имеющее отношения ни к чему. Грамотный человек сразу бы раскусил, а он смотрит с уважением и опаской: ничего не понимает, а признаться не хочет. С помощью таких нехитрых приемов я его приручил, взнуздал, вдел ему кольцо в нос и повел за собой. И еще: через нашего общего друга, анонимщика, который, несомненно, уже ползал к Никифорову, я передал ему информацию, будто я назначен председателем той комиссии, которая вскоре будет проверять его самого.

— Это верно?

— Разумеется, нет.

— Александр Маркович, это же не совсем корректные методы...

— Корректными методами с такими людьми не справишься.

38. Кипят страсти

— Опять общее собрание! — брюзгливо сказал Коринец. — Начальство резвится. На прошлой неделе профсоюзное, на этой два семинара. Сегодня снова здорoво! И как не надоест!

Максим Петрович Кротов занял председательское место и, мягко улыбаясь, сказал:

— Уже второй раз мне приходится председательствовать на таком щекотливом собрании. Как вы, наверно, догадываетесь, речь опять пойдет об анонимках. Александр Маркович, ваше слово.

Фабрицкий взошел на трибуну, щеголеватый, решительный, и начал:

— Если помните, в прошлый раз мы обсуждали только содержание анонимок, не касаясь вопросов: кто, почему и зачем? Я обещал вам, что до этого дело дойдет. Сейчас до этого дело дошло.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза: женский род

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне